Поэтесса Ахматова и сталинский ЦК

Со времён перестроечной публицистики в той среде, которая у нас сама себя назначила интеллигенцией, критика сталинской верхушкой поэтессы Ахматовой стала одной из популярных мифологем. Вкратце напомню содержание мифа: клевреты тирана Сталина по врождённой злобе и черноте своей души всячески поносили и травили благородную поэтессу Анну Ахматову, которая творила и печатала свои произведения в советской прессе исключительно «вопреки»… Главным клевретом в этой истории выступает член Политбюро товарищ Жданов – в постперестроечной мифологии это ведущий специалист по угнетению творческой интеллигенции в сталинском СССР.

В Царском Селе – дачном пригороде имперского Петербурга – тверские дворяне Гумилёвы снимали второй этаж в доме купца Полубояринова. Именно с этого этажа спускался 18-летний Николай Гумилёв, чтобы где-то в царскосельских парках признаться в любви ещё более юной Анне Горенко.

Соседями семейства Гумилевых была снимавшая первый этаж купеческого дома семейная пара художников – дворянин Ярославской губернии Дмитрий Кардовский и его жена, Ольга Делла-Вос-Кардовская, дочь крупного чиновника из Министерства финансов. Именно Ольга Людвиговна, талантливая художница «серебряного века», напишет широко известные, ставшие почти классикой портреты молодого Николая Гумилёва и молодой Анны Ахматовой. Художница будет близкой подругой этой пары, наблюдая все перипетии их бурного романа и не очень удачного брака.

В Ярославской губернии у дворян Кардовских имелось наследственное имение и свой дом в древнем городе Переславле-Залесском, почти на берегу Плещеева озера. Кардовские часто посещали тихую провинцию, отдыхая здесь от петербургского света. В соседнем доме обитал их хороший приятель – его портрет Ольга тоже нарисует углём и мелом – преподаватель греческого языка в местной женской гимназии Иван Жданов. И каждое лето до начала Первой мировой войны в их общем дворе бегал его родной племянник, росший без отца школьник-подросток, который через четверть века станет вторым лицом сталинской диктатуры.

На первый взгляд, эта усадебная идиллия в Царском Селе и на берегу Плещеева озера покажется тем самым «хрустом французской булки», еще одним мифом о «России которую мы потеряли». Покажется, если не помнить, что и благополучные отпрыски имперского чиновничества и даже вся провинциальная разночинная интеллигенция составляли лишь несколько процентов в тёмном крестьянском море. Там за окнами симпатичных усадебных домиков с книгами, каминами и роялями половина богобоязненных пейзан не знала букв, но голодала каждый третий год, пытаясь пахать землю сохой времён даже не «Очакова и покоренья Крыма», а едва ли не монгольского нашествия.

В отличие от петербургских поэтов и художников тот же Иван Жданов, сын сельского священника, был немножко ближе к земле – в 1905 году его родного брата застрелили при подавлении крестьянских волнений в Рязанской губернии. Это у Анечки Горенко «в пушистой муфте руки холодели» тогда исключительно от романтической любви. А рядом холодела в снегах другая Россия, где в чудовищной смеси пережитков феодализма и дикого капитализма, зрели гроздья гнева. Кстати, «пережитки феодализма» — это не поэтический оборот, а юридическая ежедневная реальность того времени. Потомственные дворяне Гумилёвы, потомственные дворяне Кардовские, дворяне Горенко — это ведь не почётные грамоты и не современные игрушки тщеславия, а всесильный тогда Свод законов Российской империи. Сейчас нам даже сложно осознать всю чудовищность того сословного деления людей.

В этом свете некоторым цинизмом отдают всхлипы постсоветской интеллигенции о потерянном царскосельском рае, который с таким талантом и надрывом описывала в своих стихах Анна Андреевна Ахматова:

Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случилось с жизнью твоей.

Что может случиться с весельем единиц на спинах немого до времени большинства? Вопрос риторический… Кстати, о «весёлых грешницах». Апологеты «серебряного века», чьи взгляды на литературу ныне господствуют почти безраздельно, как-то старательно обходят тот факт, что весёлое декадентство Ахматовой воспринималось значительной частью современников примерно так, как мы сейчас воспринимаем эпатаж Ксении Собчак с её «Домом-2».

Из личных мемуаров (записки А.Смирнова «Заговор недорезанных») до нас дошел пересказ колоритных и злых воспоминаний дочери художников Кардовских:

«Старики Гумилевы восприняли брак Николая Степановича с Горенко как несчастье… Аня часто приезжала из Петербурга домой на рассвете, совершенно разбитая, с длинной шеей, покрытой засосами, и искусанными губами. Потом, после таких загулов, она обычно спала полдня, а потом уезжала снова. И постепенно молодой Гумилев понял, кто такая на самом деле его жена, и вообще перестал обращать внимание на ее поведение. А Кардовские, хорошие семейные люди, с ужасом смотрели на образ жизни Ахматовой, пока она не съехала из их дома к какой-то из своих подруг, а ее муж не отправился путешествовать по миру… При всем том Ахматова любила Кардовских и иногда приходила к ним, бледная, без косметики, и любила часами смотреть, как Делла-Вос пишет красками: свернется на ампирном диване, как кошка, и тихо смотрит, никому не мешая.

Ахматова была сложным взрывным поэтическим механизмом с огромной энергией неприятия того, что ей не нравилось, а не нравилась ей с 1917 года и до самого конца в глубокой старости вся советская власть полностью».

Сексуальная раскрепощённость будущей поэтессы Ахматовой не секрет и не повод для морализаторства. Но, как минимум, причина вспомнить, что в нашем обществе всегда существовали и другие точки зрения на отношения полов и на отношения социальных классов и даже, о ужас, на литературу.

Мы же обратим внимание на скромного коллежского асессора Ивана Жданова, в доме которого будущий член сталинского Политбюро А.А.Жданов впервые услышал об Анне Ахматовой, что называется, из первых уст замечательной художницы серебряного века Ольги Людвиговны Дела-Вос-Кардовской. И наблюдал это всё непотребство собственными глазами.

Ольга Людвиговна, друг обоих семей Гумилёвых и Ждановых, стала для будущего члена Политбюро первоисточником вполне небеспочвенных слухов о весьма вольной личной жизни Анны Андреевны… Кардовская явно симпатизировала молодому Николаю Гумилёву, сочувствовала его семейной драме и вполне по-женски осуждающе сплетничала с приятелями о жизни Горенко-Ахматовой. Для круга общения провинциальных интеллигентов в переславской усадьбе Кардовских такие «римские» нравы петербургской богемы были весьма шокирующими. Литературное отражение этих нравов тем более негативно воспринималось людьми, воспитанными на русской классике XIX века. Здесь мы видим совершенно понятное и очевидное для нас тихое противостояние столичного «креативного класса» и «непродвинутой» провинции – за сто лет Россия тут не сильно изменилась.

Всё семейство Ждановых с их священническим происхождением и «народническими» вкусами отличалось и весьма строгими взглядами на мораль в отношениях полов. Так что после таких соседских баек в Переславле, услышанных еще подростком, Жданов искренне презирал «блудницу» Ахматову. Здесь личное отношение к человеку полностью совпадало со столь же презрительным мнением о её творчестве.

После революции эта искренняя неприязнь к столичной «салонности» с её «аристократическими» замашками, особенно остро воспринимавшимися разночинной интеллигенцией полуфеодальной империи, трансформировалась в решительное неприятие тех, кто дезертировал из будней строительства «нового общества». Строилось ведь это самое новое общество потом и кровью не потусторонними пришельцами, а во многом той самой провинциальной интеллигенцией, некогда ушедшей «в социализм».

Накануне же рокового 1941 года сюда примешивался ещё один немаловажный момент: осознание, что в преддверии великой войны уж точно не нужны рефлексирующие неврастеники. Ситуация усугублялась тем, что Анна Ахматова была именно петербургской-ленинградской поэтессой, помимо ленинградского отделения издательства «Советский писатель», её стихи в том же году активно публиковали литературные журналы города на Неве – «Ленинград», «Звезда», «Литературный современник». И товарищ Жданов, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома, особенно остро воспринял это, с его точки зрения, форменное безобразие, написав на первом листе «рецензии»-докладной раздражённую резолюцию: «Просто позор… Как этот Ахматовский «блуд с молитвой во славу божию» мог появится в свет? Кто его продвинул?»

О личных источниках этого «блуда с молитвой на устах» читатель уже знает. В этом странном и опосредованном противостоянии «слона и кита», Жданова и Ахматовой, роковым образом совпадало всё: и личная неприязнь к человеку иной морали, и искреннее отвращение к другим литературным вкусам, и полярные политические взгляды и роли. И всё заверте…

Ну вы поняли. С 8 марта вас, дорогие товарищи!

Источник материала
Настоящий материал самостоятельно опубликован в нашем сообществе пользователем Proper на основании действующей редакции Пользовательского Соглашения. Если вы считаете, что такая публикация нарушает ваши авторские и/или смежные права, вам необходимо сообщить об этом администрации сайта на EMAIL abuse@newru.org с указанием адреса (URL) страницы, содержащей спорный материал. Нарушение будет в кратчайшие сроки устранено, виновные наказаны.

Комментарии

комментариев 39

  1. Proper:

    В 1914 г., когда у «царскосельской весёлой грешницы» вышла первая книга стихов о салонных томлениях изысканной барышни, подросток с безликим именем Андрей Андреев вкалывал на петербургской обувной фабрике «Скороход». «Перо задело о верх экипажа. Я поглядела в глаза его. Томилось сердце, не зная даже…» – Не зная даже, даже не задумываясь о тех миллионах полуголодных, остававшихся за бортом того красивого экипажа.

    Подросток с безликим именем Андрей Андреев стал председателем комитета партконтроля — и припомнил Ахматовой это вот дерьмецо.

    Позже, уже в знаменитой критике 1946 года, Жданов назовёт эти стихи Ахматовой «поэзией десяти тысяч верхних старой дворянской России». Современные литературоведы не спешат задумываться о том, что же стояло за этими словами.

    • Henren:

      Они не задумываются по той причине, что задуматься страшно. Ибо если задуматься, то надо «валить из Рашки, пока не поздно». А что будет там, за бугром, они прекрасно знают — то же самое, что было 100 лет тому назад. Придется или таксистом работать, или сесть на самое дно, на велфер. И уж там точно никто не будет читать и публиковать их писанину.

  2. FLY_Slim Jr.:

    Шойбле?! Вопреки гаариш?! Хххх

  3. Ванёк:

    Блин! Да она же страшная! Наговаривают! не может солдат столько брюквы сожрать!Не может мужчина столько водки употребить!

    • Anjey71:

      Ну… Эдит Пиаф была тоже не красотка, мягко так скажем, но от неё балдела вся Европа, не то, что Франция. Для сексуальности необязательно быть Мэрилин Монро.

      • HMagier:

        Норма Мортенсен без макияжа страшная, как атомная война — типовая жидовка. И ничо.
        Я так может кому-то секрет страшный открою, но есть бабы, которые с лица — убежищны, но притом мужики за ними табунами, ибо @бутся, как кошки. А под одеялом, где на макияж по сути ПХ, это играет.

        Плюс, «эталоны красоты» за последний век малость поменялись, да.

        • Рич:

          Насчет «типичной жидовки»™ — прямо таки прослезился!..
          Насколько ж тебе, сосед, жидовки попадались неловко…
          Жидовки вполне себе даже очень. Особенно типичные.
          Увядают быстро — то да, но пока молоды и свежи — ой мне.

          И , да — чоб два раза не вставать: Мерилин Монро не была жидовкой, так, для общего развития кругозоргу. Мамеле ейное имела шотландския и ирландския корни. А папеле — неопределен досе. И всё.
          То , чьто мадама приняла иудаизм, не делает ее «типичной жидовкой» по дефолту.

          • HMagier:

            Сосед, у тя бомбануло штоле? Таки расовые еврейки попадаются весьма и весьма, что к жидовкам не относицо. Тащемта, еврей не равно жЫдь, ящетаю.

            • Рич:

              Я понял тебя.
              Просто не все разделяют термины ‘израелит’ и ‘иудей’. Оттого путаница такая.

        • FLY_Slim Jr.:

          Не, ништяк дают, как в последний раз, че

    • Небритое прямоходящее:

      Водки мужчина столько не может, а декадентъ серебрянаго веку кокаину, да под шампанское — легко.

      • Henren:

        А ведь верно, «кокаина серебряной пылью» — это ж тех времен. А Алымов, автор текста, сам был поэтом-футуристом и наверняка после возвращения в Россию встречался с Ахматовой.

      • Ванёк:

        Понятно. С этим не знаком.

  4. Koenigsberg:

    «Мы же обратим внимание на скромного коллежского асессора Ивана Жданова …»
    ———————————————
    Не так уж и скромно для обычного «преподавателя греческого языка в местной женской гимназии». Чин VIII-го класса, на тот момент соответствовал армейскому капитану.
    Права на потомственное дворянство не давал, но на личное дворянство — вполне.
    Многие учителя в то время вообще были «не имеющие чина».

    • Felisket:

      Ну и ничего особо выдающегося. Во всяком случае это не чин действительного статского советника (IV класс, соотв. генерал-майору) учителя Ильи Николаевича Ульянова. А в среде потомственных дворян коллежского асессора вряд ли считали за ровню.

      • Koenigsberg:

        Ну тут Вы хватили )
        Ульянов всё ж таки был не просто учитель, а цельный директор народных училищ аж целой Симбирской губернии. Потому и ДСС.
        Глянул я его биографию.
        Он и смолоду начинал покруче, чем этот Иван Жданов, учителем в институте, а не в гимназии. И не греческого языка, с этим и местные священники справлялись, а физики и математики, сам будучи кандидатом математических наук.
        Да и общественник был, судя по всему, раз ему поручили эти народные училища.
        Понятно, что с таким заделом чины шли один за другим.

        Что касаемо отношений потомственных дворян к КА Жданову … ничего сказать не могу.
        Внутри даже самого дворянства отношения были разные.
        Зачуханный нищий дворянин мог принадлежать к VI-й части ДРК (допетровское дворянство), и плевать на этих нуворишей, у которых дворянство выслужил отец или дед, или купивших себе потомственное дворянство во II-й или III-й части ДРК.
        Но к 1910-м годам дворяне как-то более терпимо относились ко всяким разночинцам, даже смешанные браки стали обыденными.
        Чего лет 50-т до этого представить себе было трудно.

        • Henren:

          Эээ… Это Юсуповы, Воронцовы и прочие Воротынские-то были нищими?

          • Koenigsberg:

            Что Вас,что Фелискета всё на крайности тянет.
            ЭТИ как раз-то нищими не были.
            Но было также и много потомков обнищавших древних родов, которым к началу XX-го века пришлось своим трудом добывать себе хлеб насущный.
            Что-то сами промотали, чего-то лишились по независящим обстоятельствам.
            Зато родословная была — как рулон обоев.
            И гонор соответствующий.

            • Henren:

              Может быть, конечно. Я, правда, данным вопросом особо не интересовался. На мой взгляд, древние роды благополучно дожили до революции, не бедствуя. Возможно, я ошибаюсь.

              • Koenigsberg:

                Я интересовался, по семейной истории.
                У супруги моей, понимаете ли, предки из этой самой VI-й части.
                К началу XX-го века были самыми обычными чиновниками, офицерами и т.д.
                Короче, жили на одну зарплату (с).

  5. Sagamor:

    Ах-мат

  6. Rooter:

    Всю жизнь не понимал, чего с этой т.н. поэтессой носятся? посредственные стишки.
    из бездарности сделали икону и давай молтиться.
    Дебилы б..ядь.

  7. Tovbot:

    «Аня часто приезжала из Петербурга домой на рассвете, совершенно разбитая, с длинной шеей, покрытой засосами, и искусанными губами. Потом, после таких загулов, она обычно спала полдня, а потом уезжала снова. И постепенно молодой Гумилев понял, кто такая на самом деле его жена…»

    Ээээ… постепенно? А после первого раза, когда она шлялась хрен знает где всю ночь и приехала с засосами на шее не стало понятно кто она?

    • Henren:

      Ах, эти душевно ранимые, ничего не замечающие их благородия…

    • HMagier:

      Бро, это у нас все просто, мы ж «трудовой рабочий класс», а у высокопарных особей все совсем не так однозначно.
      Самое смешное, что я такие примеры в реальности знаю: красные дипломы МГУ, два-три иностранных в совершенстве, и рукастые, и головастые, но — бл@ди-с. Впрочем, во всех известных мне случаях вина мужика тоже есть.

      • Tovbot:

        С этим то понятно, слабость на передок от уровня благосостояния и интеллекта мало зависит. Мне другое интересно — как понять это «постепенно»? Это автор мемуаров малость приукрасила, или Гумилев реально был тугодум и не понимал что жена блудит? Или понимал но исходил из того что один раз не фантомас, типа немного пошалить можно, а постепенно понял что жена шалит чрезмерно много? В последнем случае — что это за нравы такие, при которых существует некий приемлемый уровень бл@дства?
        И последнее — я человек простой, пусть писатель или поэт хоть трижды гений, но если он моральный урод, то это автоматом ставит под сомнение всю его гениальность на мой взляд. Потому как свои писульки он все равно будет пропускать через себя, а он сам есть далеко не самый лучший образчик человечества…

        • Henren:

          Нравы, с времен Петра, были весьма фривольные. Великосветская петербургская тусовка была крайне развращенной, и на милые шалости жен/мужей никто и внимания не обращал. Так было принято.

          • Tovbot:

            Ну круто, чо… надо понимать что и Гумилев особо верным мужем не был в таком случае?:))

            • Henren:

              Ну вы вообще представляете себе поэтическую тусовку? Или театральную/киношую? Нет? Ну и не надо. Хотя это не отменяет заслуги Гумилёва как путешественника и фронтового разведчика.

        • HMagier:

          А я прекрасно понимаю — у меня, повторюсь, такие примеры перед глазами.

          Понимаешь, тут работает простой механизм: многие мужики, мечтая о супер-бабе, как-то забывают, что женщинам, которые в чем-то сильно выше «средней температуры по больнице» — нужно соответствовать. А это бывает очень сложно. Причем когда гормоны мозг отбивают — об этом не сильно задумываются, а потом уже поздно. У Гумилева же, имхуется, эта ситуация приняла самых плохой оборот, именуемый в просторечии «синдромом хорошего мальчика».

          В классической версии это выглядит так: «хороший мальчик» очень хороший, правильный, воспитан высоко духовными родителями на «правильных» моральных устоях, но на жизненном пути встречает бл@доватую самку, «плохую девочку» — мечту всех йобарей. А поскольку такие дамы, попробовав на своем веку нескольких «альфа-самцов», питают обычно к «хорошим мальчикам» определенную слабость (судя по всему — из-за редуцированного материнского инстинкта), то все заверте…

          При этом у «хорошего мальчика» начинается слом стереотипов: он понимает, что то, что делает — вроде как не хорошо, его так учили, — но офигеть приятно. При этом с «плохими девочками», обычно, можно многое из того, что с другими, особенно «хорошими» — нельзя. После пары свиданий, у «хорошего мальчика» возникает явно выраженная зависимость — с одной тороны, и когнитивный диссонанс от противоречия этических установок феерическим приключениям — с другой. А в таком состоянии индивид либо срочно изобретает какой-нибудь косожопый, но непротиворечивый, на его взгляд, шаблон, под который подгоняет реальность, либо сходит с катушек и получает ворох неврозов. Типовое когнитивное искажение, что поделать.

          Вот тут индивид и начинает придумывать всякое, вроде «она не такая» или «она раньше была такая, но в глубине души — як Дева Мария, встретила меня и исправилась». И очень часто, ЧСХ, такие радужные мрии доводят аж до алтаря. Но вот беда: «не такая» наша «плохая девочка» только в воображении «хорошего мальчика», а де факто она — бл@дь. И очень быстро ей надоедает играться в дочки-матери с великовозрастным дитем-мужем и она переходит в привычный режим поиска подходящего члена. Поскольку, как правило, «хорошие мальчики» в этих вопросах — ни рыба, ни мясо.

          Разумеется, поскольку для «плохой девочки» такое поведение — естественно, она даже сильно не скрывает все это от лоха-супруга. И в этом месте ему бы послать ее и жить своей жизнью, но в дело вмешивается ошибка невозвратных затрат: ему было так хорошо, он построил себе такой комфортный и уютный мирок воздушных замков, а суровая реальность топчет все это кованым сапогом? Да не бывать этому. И начинаются новые подпорки шатающейся картины мира, новые «да она не такая» и т.п.

          Короче, типичные когнитивные искажения: привычка приписывать людям вымышленные качества лишь бы уложить их поведение в наш шаблон и уничтожающее наши ресурсы и жизнь корпение над прошлым (сиречь — невозвратными затратами, которых жаль). Отсюда обычно три выхода:

          — «хороший» мальчик становится «плохим»; бывает так редко, что скорее исключение;
          — «хороший» мальчик ударяется в рефлексию и становится бесполезным для общества 3,14здастрадальцем и неврастеником;
          — «хороший» мальчик находит в себе силы прекратить отношение, сделать выводы и, «переболев», найти нормальную бабу.

          Есть еще вариант — «хороший мальчик» продолжает вытирать сопли «плохой девочке», пока та окончательно не утратит «товарный вид», а потом покорно оплачивает услуги врачей, исправляющих у давно уже не «девочки» подорванное «грехами юности» здоровье.

          • Henren:

            В случае Гумилёва это не так. Это изначально была литературная шобла — Гумилёв как основатель и заводила, Ахматова, Мандельштам и т.д. как участники. Акмеисты, ага. Гумилёв вел такой же богемный образ жизни, как они все — кутил, спал с женщинами, имен которых и не помнил, издавал журнальчики, и ни дня нигде не работал. Просто, когда постоянное бл@дство его наркоманки-жены перешло допустимые границы и ее перестали принимать в светских салонах, это стало бросать тень на мужа-рогоносца. Ибо все должно было быть в одобряемых «светом» рамках. На него стали указывать пальцем. Но развестись с шлюхой он не мог, не потеряв деньги. Посему всё так и тянулось, до самой революции. Революционная власть религиозными догмами не заморачивалась и препятствий разводам не чинила. До 30-х в СССР вообще была полная сексуальная свобода.

            • HMagier:

              Ну, или так. Я, вообще, в эту историю не очень вникаю — знаю это кодло не понаслышке и потому стараюсь держаться подальше.

              Вообще, забавно: исторически, «совестью нации» подрабатывают, как правило, люди весьма аморальные…

              • Henren:

                Ну я тоже в курсе, кто такие эти люди. Так что история Гумилев-Ахматова меня даже удивляет — обошлось без особых разборок и выноса сора из избы.

                • Tovbot:

                  Ппц какой-то, вот никогда не интересовался особенностями личной жизни знаменитых, а оказывается иногда стоило… хотя бы чтобы понимать что к чему.

                  • FLY_Slim Jr.:

                    А там все шаблонно до ужаса.
                    бабки, шалавы, кокс

  8. Tim_duke:

    Поэты (настоящие, т.е. талантливые, которых читают) практически все такие. Возьмём Пушкина — его жена, он сам говорил, была его 113 любовью. Поэма «Гавриилиада» тоже не пуританское произведение. И уже будучи женатым он таки оприходовал Анну Петровну, которая «гений чистой красоты», так прямо Вяземскому и написал.
    Тютчев. Сколько у него было женщин, он и сам не знал. И в 70 лет на него продолжали вешаться и молодые, и не очень. Никого не пропускал… или пропускал?
    Есенин был женат 3 раза официально, и ещё 4 или 5 раз неофициально. Этот хотя бы пытался быть порядочным.
    Тетки. Про Ахматову мы уже знаем. Ещё одна «великая», Цветаева. За мужиками не бегала, потому что бегала за бабами. Ну это щас модно, а тогда не поощрялось, поэтому поэтесса покончила жизнь самоубийством.

  9. ashimprof:

    Блестящий слог. Практически Довлатов. Но… «Потомственные дворяне Гумилёвы, потомственные дворяне Кардовские, дворяне Горенко — это ведь не почётные грамоты и не современные игрушки тщеславия, а всесильный тогда Свод законов Российской империи. Сейчас нам даже сложно осознать всю чудовищность того сословного деления людей.» А в чем проблема? Это при Сталине нельзя было подарить дворянство потомкам, закрыв грудью бойницу или таранив самолетом вражеский эшелон. А сейчас — если ты артист (да чо там артист! Достаточно режиссера, даже звуко, осветителя и монтажера) и твои детки (внУчки и правнучки) в элите россиянского искусства! Это у шахтеров — трудовая династия, и проблема добывать угля не меньше, чем батя, а у министерских, топменеджерских и прочих детишек твердая уверенность, что они избранные, дворяне, бляDь. И потом жопопожатный Ефремов со сцены, в виде и словами, за которые его просто отPIздили бы на любой деревенской свадьбе, поносит мать, его вскормившую и считает себя дворянином!