Захар Прилепин: «Дед, я за тебя»
Четверть века размывалось понятие Родины, всё это признавалось отсталым, дремучим, ненужным: ведь весь мир открыт и все люди — братья.
Впрочем, если верить Голливуду — у кого-то Родина всё-таки оставалась, и для этих людей далеко не все люди были братьями, но, напротив, целые народы иной раз записывались в злодеи.
Забавно было наблюдать, как русского пьяного татуированного злодея медленно, словно бы нехотя, сменял злодей китайский, затем сербский, затем северно-корейский, затем какой-то невнятный араб (приходилось вечно гадать: откуда он? из Афгана? из Ирака? Да какая, впрочем, разница…)
В промежутках между арабами и сербами, скорей по привычке иногда появлялись русские, или кубинцы, а потом снова русские, — потому что противник всё-таки должен быть узнаваемым.
Короче, они вызвали духов. Духи ожили.
Русский человек вдруг понял, что его развели.
Да, есть большой и открытый мир, есть международное сотрудничество и прочие оффшоры, есть возможность лететь за море, чтоб полежать на пляжу, — однако, и это очевидно, никто в мире не действует вопреки своим интересам. Вопреки своему языку и своему кошельку.
Своему, наконец, избирателю.
Если ты хочешь что-нибудь получить у белых богатых людей — отдай им немного своей независимости.
Многим народам пришлось делать этот выбор.
Один мой знакомый румын, смеясь, говорит: о какой независимости может идти речь, если моя страна не вправе назначить собственную цену на хлеб? Нашу цену на хлеб назначают в Брюсселе.
Россию долго тяготила её собственная независимость.
Приходилось контролировать оба полюса, тихие и ледяные океаны, держать разнообразных специалистов на всех континентах планеты.
Казалось, что надо всё это оставить — и тогда заживём.
Специалисты вернутся домой, денежки останутся в кармане; да и космос этот — зачем он, чего мы там не видели?
Оставили всё, что могли, отдали Байконур под пастбища, и вроде зажили…
Но не сказать, что зажили ровно настолько хорошо, насколько оставили.
И самое главное: как-то расхотелось себя уважать.
Сложно себя уважать только за то, что ты можешь сразу три кредита оплачивать.
Хочется что-нибудь такое иметь, что твоё навсегда — и, более того, является чем-то большим, чем ты сам.
Память о победе пробудилась не в тот момент, когда наша жизнь была пуста и бесстрастна.
Напротив, она явилась в те дни, когда русский мужик взял в руки оружие и оказался лицом к лицу со смертью — на счастье, за пределами страны.
Пришло упрямое осознание: если мы отсутствуем везде — война вовсе не прекращается.
О, нас почти убедили, что мы несём ответственность едва ли не за каждый выстрел, прозвучавший в прошлом веке, но вдруг выяснилось, что если мы вообще не стреляем — континенты всё равно горят, страны разваливаются, а военные базы вокруг нашей страны растут, как грибы.
Откуда ни возьмись явилось скорбное знание, что фашизм — это не фриц из чёрно-белого советского фильма, а насущная и назойливая реальность: он ожил, он смотрит.
Оказалось, наконец, что никто нашу собственную независимость на себе не утащит.
Только частями и только в свой собственный дом, подальше от нашего.
Дед, помогай! — сказал русский человек, и взвалил это крест на себя.
Бессмертный полк — не карнавал, и не попытка быть гордым чужим стомиллионным подвигом — а явная демонстрация нынешнего нашего достоинства, нашей чести и нашего мужества: мы тоже сможем, мы готовы.
Каждая семья несёт портрет своего деда, все его морщины, все его медали — это выглядит как личное знамя. И все эти знамёна составляют огромное знамя Родины.
По подсчетам демографов потери в Отечественной войне составили 11 процентов населения СССР. Учитывая то, что среднестатистическая семья состоит из четырёх человек, то выходит, что почти половина семей в стране потеряла ближайших родственников. Половина!
У нас в каждом доме — по знамени.
Кто вправе нам отказать гордиться этим?
День 9 мая — это не венки, и не салют, и не сто, и не двести-а-давай-ещё-по-пятьсот-грамм.
Это день мобилизации.
День когда совсем уже почти распавшаяся страна встала плечом к плечу, и вдруг вспомнила:
мы — есть, мы — народ.
Всякий, как разделяет с нами вкус и горечь, и счастье этой даты — наш брат.
Всякий, кто предаёт и презирает её — наш враг.
Мир разноцветен, но прост.
Мы — со всеми своими грехами, со всей своей уставшей, покосившейся, сложной и диковатой страной, — на стороне добра.
Дед знает, о чём речь.
Дед, это я виновата!! Это моя вина!!
Был на 9-е мая только глоток вина…
Вечно спешила куда-то, ехала на шашлыки,
Дед, мы войну забыли, жили, как дураки.!
Дед, это я виновата, Некого обличать.
Я про Фашизм забыла детям своим кричать,
Кланяться ветеранам Светлой Победы той
И поминать их в храмах перед иконой святой.
Дед, это я виновата — не закрывала дверей
Тем, кто травил в Украине байки про москалей.
Морщилась, но молчала. Я не звенела в набат,
Каждому не кричала, что славянин мне брат..!!
Дед, это я виновата в том, что при власти ворье!
В том, что из схронов вышло неонацистов зверье!!
Я затыкала уши… Взглядом блуждала окрест…
Я была равнодушна… Время идти на крест…!
Дед, я к тебе за прощеньем.! Знаю, ты на Небесах…
Буду жива — в День Победы стану в молитве в слезах!.
Детям и Внукам своим не устану Правды Слова нести…!!
Против Фашизма я встала! ДЕД…!!, Если сможешь?! – ПРОСТИ…!!!(с)
Прорвёмся братцы!
Я, как бы, «люди невеликие», но все же: Русский тот, кто защищает Россию, не щадя крови и самой жизни — святые слова, тот, кто кладет день и ночь не глядя на часы, чтоб Россия была защищенней. А там — нет у меня предубеждения, хоть папуас, лишь бы все честно.
Однако же, очень жаль, но ждать ночью от бандеры выстрела в спину — не хочу, и не нужны мне такие «братья», уж лучше враги.
А у скаклов дiды воювалы:
Не могли их деды на таком ездить. Кто ж их пустит?
Я не понимаю, как они сами не видят искажений! — У дураков оказалось, что на переднем плане бронетехника одной стороны конфликта, а на заднем плане — противоположной? По времени техника, конечно, разнесена, но по идеологии они должны быть по разные стороны.
Я не вижу преемственности. Я вижу предательство. Очередную и, видимо присущую этой убогой нации, способность перекидываться в стан врага.
Голос с небес:
— Помиловать!?… Я тебе завещал бороться со злом, а ты встал под его знамёна…
«Лгут уста, но ложь понятна…
Международный обозреватель Сергей Филатов — о том, как европейцы переписывают историю, вычеркивая из нее Россию»
Читайте далее: http://izvestia.ru/news/612777#ixzz48KBTpscc
Пару дней назад младшая дочь задала мне вопрос:
— Па-ап, а ты что-нибудь слышал про «окно Овертона«?
— Ну, вообще когда-то читал… но уже не помню, что это такое. А что?
— Да, вот, есть тут вопрос…
Короче, пришлось мне освежить в памяти это понятие. И самое главное — как оно, это окно Овертона «работает».
Освежил. Вздрогнул. И как я так сумел ТАКОЕ запамятовать! Это ж — не побоюсь этого слова — смертельно опасно!
Быстрая смерть хорошо заметна и люди вырабатывают против неё контрмеры с тем или иным успехом. Медленная смерть — незаметна. Этим-то и опасна.
Да, товарищи! Надо признать, что нас как малых детей подводили с помощью этой технологии к состоянию безликой массы. Нас разводили. Нам незаметно для нас самих же смещали акценты и подменяли смысл.
Окно Овертона — это довольно-таки опасная технология для жертвы. Я считаю, что нужно каждому знать, что такое «окно Овертона» и как оно работает. И слава Богу, мы об этой технологии уже знаем.