Сказка про Манюня

Пригласил как-то хранцузский президент нашенского в гости. Ага. Прямо в Лувру, где раньше короли хранцузские на злате-серебре едали, да с фаворитками на кушетках кувырка… Чай не дети, сами понимаете для чего фаворитки королям надобны.
Ну, думает хранцуз, чай дикий московит такого великолепия сроду не видал. А гость московской глянул эдак ехидненько, да и молвил:
— Оно, канешно, ничего себе, но противу Эрмитажу не катит. Ой, не катит! А уж супротив Кремля и вопче мелковата ваша Лувра, ой мелковата!
Хранцуз петушком скачет, хорохорится:
— А вот знаете ли вы, друг любезный, что ваш царь триста лет назад в город Париж приезжал уму-разуму учиться к нашенскому королю.
— Оно, канешно, так, спорить не буду, да только ваш король род-то свой вёл от нашей княжны Аннушки, что уж такая премудрая была, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Вот её гены в королях ваших и рулили.
Тут всё хранцузское кукареканье и на нет сошло. А нашенский-то всё маслица в огонёк знай подливат, чтоб хранцузу жисть мёдом не казалась:
— А приезжай-ка, — ехидненько так молвит, — разлюбезный друг Манюнь ко мне в Москву, аки царь Пётр в Париж ездил, на основе взаимности. Глядишь, ума-разума наберёшься, дойче-бабушку бояться перестанешь.
Долго галльский петушок, молодой гребешок Манюнь над этим словами думал. И хочется ему, и колется, и дойче-бабушка не пущат. Однако ж решился. Прихватил супружницу с собой, рюкзачок со всякими фрикассе да блан-манже, палку суковатую от польских панов и протчих трибалтов обороняться, и пошёл тайными тропами на Москву, чтоб дойче-бабушка не прознала. День идёт, другой идёт зоною шенгенскою. На третий день навигатор, что в смартфоне зашит, ему и говорит: «Ахтунг! Ахтунг! Цивилизация капут — впереди Россия!» Только молвил, как вместе со смартфоном и сдох. Така вот беда, паньмашь! Пришлось дале по народным приметам идти, благо, что нашенский-то президент ему шпаргалки подробные оставил.
День Манюнь идёт по России, третий бредёт, седьмой уж еле ноги тащит. С супружницы евонной пот градом катит, и то сказать, что не ягодка она опять, а натуральная ве… ой, не буду говорить кто, чтоб дипломатическа скандалу не вызвать. «Да, — думает Манюнь, — велика Россия, а где же Москва? Москва-то где?!»
Ну, скоро сказка сказывается, а дело не быстро делается. Долго ли, коротко ли, а всёш-таки вышли Манюнь с супругую на поляну широкую, красную. Вокруг лес дремучий, а на поляне башня агромадна из красного кирпичу. На башне часы больши-пребольши, куда там до них аглицкому Биг-Бену! Манюнь от изумления аж рот нараспашку раззявил, того и гляди Ворона с сыром залетит. Но поелику Ворона о ту пору с Лисой тары-бары вела, остался Манюнь без сыра.
Супружница Манюня вбок толкат, мол де чо дураком-то стоишь, делай чо-нить, не до ночи же тут куковать. Очнулся Манюнь и этак тихохонько в ворота-то и постучался. Распахнулись ворота и вышел оттель Медведь. Весь агромадный, глаза — во!, когти — во! а пасть — ВО! Супружница манюнина в омморок хлопнулась, а сам он хоть и сбледнул, но держится.
— Чо припёрлись? — рыкнул Медведь. — Скребутся тут, паньмашь, как мыши, кофий не дают спокойно попить!
Принялся тут Манюнь про приглашение президентско робко объяснять, про то, каки тяготы оне испытали, идучи по России, ну и протчее до кучи.
— Ну, вот вечно царь-батюшка всяку европейску школоту привечат, а мне тут с имя вошкайся, — пробурчал Медведь под нос, а потом громко рыкнул:
— Рано пришли, запись на курсы токмо с восьми, а чичас ишшо без десяти минут. Вот как куранты пробьют, так я вас и на учёт поставлю, на постой определю и постелю выдам. Ничо, не робейте, ежели наука впрок пойдёт, то ума наберётесь, а коли нет — прикопаем где-нить в лесочке, чай не впервой!

Тут и сказочке конец, кто прочёл, тот — молодец! Нынче сотню слов прочесть, всё равно, что в гору влезть! А в сказочке слов пятьсот семьдесят пять, тут впору и «Караул!» закричать.

Материал: Фелискет для Русского Топа
Иллюстрация: коллаж Фелискета