Настоящий бурят

Обретший всероссийскую интернет-известность и отчасти «виноватый» в мифе о грозных бурятах на Украине Ваха рассказал о войне, об «Ольхоне» и о себе.

Идя на войну, ты должен быть готов не вернуться, считает доброволец в Донбассе Ваха из Бурятии. Обретший всероссийскую интернет-известность и отчасти «виноватый» в мифе о грозных бурятах на Украине Ваха, прибывший в Бурятию в отпуск, рассказал корр. ИА UlanMedia о войне и мире, «Ольхоне» и о себе.

— Вы приехали в отпуск, насколько я понимаю он у вас 30-тидневный?

— Да, сейчас официально у меня 30-тидневный, но мой командир – «Ольхон», когда мы прощались, сказал, мол, возможно, раньше позвоню – первым же бортом вылетай. Может получиться так, что какая-то операция будет одобрена командованием, и тогда мне придется вернуться обратно для выполнения боевой задачи. А потом, возможно отпуск продолжится. Родом я с Агинского Бурятского округа, там и родители живут. Конечно, туда поеду после Улан-Удэ.

— Вы впервые в отпуске, с какого периода?

— Я с сентября 2014 года, и ни разу в отпуск не выходил. В нашем подразделении я являюсь самым старым военнослужащим.

— Вы много общаетесь с журналистами в последнее время. Скажите, какие вопросы больше всего надоели или кажутся уже скучными или неинтересными?

— Если честно, надоевших вопросов нет. Не так много я интервью и давал. В контакте давал интервью местной бурятской газете, с астраханской газеты приезжали.

— А Грэм Филлипс?

— Грэм был недавно в гостях у нас. У него хорошее чувство юмора, мы с ним чаще смеемся. Ролики он выкладывает комичные по большей части. Дружим мы, в общем. Часто он приезжает к командиру в гости и ко мне сразу приходит, шашлычки жарим.

— Общение на русском у вас?

— Да, на русском. Вот Патрик Джон Ланкастер больше на английском, а Грэм может и ненормативную лексику использовать. Владеет языком, в общем. Человек долго был в Донецком аэропорту. Его оружие, конечно, видеокамера. Пытается донести до Запада истинное положение дел…

— Просмотрела информацию о вас в интернете. В основном, речь идет о каком-то текущем моменте. Интересно знать о вас лично. У тех, кто наблюдает за всем этим со стороны, возникают зачастую такие вопросы как «народ туда едет за длинным рублем/долларом/гривной». В основном просматриваются корыстные мотивы. А мы знаем о вас, что вы доброволец, причем, что называется, в чистом виде. Как вы пришли к такому решению? Как я понимаю, у вас история интересная.

— У меня возраст такой, что я мог бы быть участником в вооруженном конфликте на Северном Кавказе. Но для меня там была просто война. Я в принципе не любитель пострелять, вообще неконфликтный человек. А война все-таки — это когда две конфликтующих стороны выясняют отношения.

2 мая в прошлом году, находясь в гостинице в Санкт-Петербурге, смотрел новости с соседями из Макеевки, которая в Донецкой области. Увидели репортаж из Одессы, из Дома профсоюзников. Мне не было интересно, что творилось тогда в Киеве на майдане. Я был далек от этого всего. Думал, что народ потолкается, как обычно, и разойдется. А вот те злодеяния, которые сейчас там происходят, та необъяснимая жестокость, в итоге сподвигли меня на этот шаг. Я сразу взял билет на самолет, созвонился со своим другом, который имеет военный опыт — я-то был без боевого опыта. Поинтересовался у него, как он относится к этому моему решению. Он ответил, что относится хорошо. И мы договорились встретиться в Ростове и вместе заходить. Я пока свои дела решал, он раньше меня зашел туда. А я перешел границу самостоятельно в Ростове, на Успенке (со стороны Украины так называется переход). Дошел до Тельманово, до первого блокпоста, вступил в ополчение, добровольческий повстанческий отряд.

Подразделение было небольшое. Приказ – удерживать Тельманово любой ценой, потому что это был стратегически важный узел. Через Тельманово идут дороги на Мариуполь, Донецк и в РФ. Мне интересно было там служить. Со временем я узнал, что формируется разведка спецназа у «Ольхона». Знакомые мне посоветовали, и я поехал туда. Прибыл в день выборов в Новороссии — 2 ноября 2014 года. По рапорту я перевелся из Тельманово в часть к «Ольхону» под Донецк, о чем я нисколько не сожалею. Там я многому научился, почувствовал себя нужным на этой войне. Столько, сколько сделал наш командир для ДНР — мало кто может сравниться. Все зависит от командира, а у нас он очень харизматичный, настоящий воин.

— По поводу вашего командира – у нас было обсуждение на тему «почему Ольхон?», «тоже бурят?» Вы можете нам рассказать?

— Если честно – никто не может сказать, почему «Ольхон». Никто не знает его настоящего имени, фамилии, откуда он родом. Я видел в интернете много высказываний по этому поводу. О том, что разрез глаз позволяет думать, что он из наших краев. Почему у него такой позывной – не знаю. Пытались выяснить, кто он и откуда, но все держится в строгой тайне. Это свойственно разведдиверсионным подразделениям, мы до сих пор не знаем настоящих имен друг друга, пользуемся позывными, не принято интересоваться личной информацией. Узнаем друг друга в процессе обучения, в боевых операциях.

— А до войны вы чем занимались?

— До этого прожил год в Санкт-Петербурге. Вообще с 2005 года живу в Улан-Удэ, у меня здесь ребенок в школе учится. Младшей четыре года, пытаемся ее в садик устроить. Занимался по большей части посреднической деятельностью. Образования как такового у меня нет, а в силу характера, общительности, получалось работать посредником на процентах.

— Вам сейчас сколько лет?

— Мне 37 лет.

— Да, по возрасту вы могли бы попасть и в «чеченские» кампании. Я знаю, что людей пришедших с войны не спрашивают, что они делали на войне. Но я знаю, что много людей в среднем возрасте представляют все это в некоем романтическом ореоле. Чуть что, с женой поссорился, например, и все – пойду в добровольцы. Или – денег нет, никому здесь не нужен – пойду в добровольцы. И так далее. Хотелось бы услышать реальное мнение участника войны, что ничего в этом романтического нет, и проблемы таким способом не решаются.

— Так оно и есть. Я могу сказать, что в нашем подразделении большая текучка. Много людей, приехавших из России, насмотрелись в интернете роликов и сделали не совсем верные выводы о службе, о боевых операциях. У многих складывается впечатление, что все круто, приехали и повоевали. Немногие понимают, что приехать – это мало. Что надо тренироваться, что у нас все согласно военному уставу . Недостаточно приехать, поругавшись с женой или если захотелось романтики. Наш командир никогда не бросит в бой необученных бойцов, долго будет присматриваться к человеку, например, при формировании группы для выполнения определенной задачи. У многих приехавших через короткое время рассеивается в голове туман. Я видел человека, который два дня побыл, побегал в бронежилете на полигон, сбил себе ноги и отказался. Мол это не мое, поеду я домой… Были моменты, когда приехавшие через неделю вспоминали о том, что дома кредит, а здесь не платят. К тому же не рассчитали своих физических сил.

Удивляет, что идут, не узнав ничего. В «Вконтакте» есть группа, в которой все разъяснено, есть видеоинструкции, анкета, условия и пожелания для желающих служить в подразделении. Надо просто ознакомиться, заполнить анкету, и если «Ольхон» одобрил – выехать. Нужны в основном военные, но приезжают и просто физически крепкие, развитые люди. Только у таких нередко с мотивацией проблемы. Нечасто в человеке сочетаются такие качества, как правильная мотивация и физическое развитие. Таким является наш командир «Ольхон». Несмотря на ряд удачно проведенных операций ни он, никто другой в подразделении не представлялся к наградам (ДНР – ред.). Его позиция: «Мне не нужны награды».

В одной из операций участвовало множество разных подразделений, а наша разведгруппа выполняла ключевую задачу. Но мы об этом узнали тогда, когда уже замкнули Дебальцевский котел. От нас держали в тайне, что мы играем важнейшую роль. Многие теперь ходят с наградами ДНР, но не мы. У нас нет ни одной награды, никаких денежных премий. Единственное, чего мы удостоились, это похвала (меня, кстати, «Ольхон» похвалил два раза за девять месяцев). Хотя мы на следующий день уже бегали на полигон, в наказание за то, что курили в спортзале.

Вообще-то отдых на четверо суток был предоставлен. Вот мы и решили расслабиться в спортзале. Командир зашел и говорит: «Молодцы, я же вам разрешил расслабиться. Но завтра все равно идете на полигон, так как я вам разрешил отдохнуть и расслабиться, но не разрешал курить в спортзале». Соответственно, и отдых был сокращен до суток. Такое вот у него чувство юмора (улыбается).

Поэтому мы новичков предупреждаем, чтобы не задавали тупых вопросов в строю. Если начать задавать вопросы, то построение затянется и может привести к разным неприятным последствиям, в том числе к бегу в бронежилетах. Но мы на него не злимся, он человек такой.

— Так получилось, что буряты — уже имя нарицательное в тех краях. Вплоть до выражений «забирайте своих бурятов и тувинцев», приписываемых Порошенко. Насколько это обосновано, и с чем связано по-вашему?

— Все получилось так: я дал интервью военному корреспонденту, он выложил в интернет. В этом интервью я назвался, передал привет Республике Бурятия, Забайкальскому краю. Это было первое интервью военкору. Так получилось, что в эту же операцию в Логвиново пострадал один танккист-бурят, который получил ожоги лица и рук. Он тоже с Агинского округа, земляк мой. Но мы с ним не виделись, и я не могу сказать, в каком именно боестолкновении он получил свои ожоги. Еще в Луганске есть один бурят с таким же позывным «Бурят». Он тоже давал интервью. Все одно к одному сложилось.

После была статья одной женщины о множестве похороненных бурят¸ где приводились имена бурятские, взятые с сайта Министерства образования Бурятии. Известный блогер Шарий все это потом опроверг. Я не могу сказать, что там много бурятов. Вообще, азиатов я видел пару раз всего. Видел я и русских из наших краев, из Мухоршибирского района, например. Поддерживали друг друга как земляки. Такая поддержка там особенно ценится. Еще на одной операции земляка встретил, имени и позывного назвать не могу, извините. И вот недавно в лесу случайно встретил бурята. Мы тогда ночевали в лесу, не должны были допустить прорыва разведдиверсионной группы противника, даже двух таких групп. В случае прорыва пресечь их деятельность, они должны были корректировать огонь артиллерии ВСУ. Приходит разводящий и говорит, что в расположении, возможно, мой земляк есть. После смены я нашел его, пообщались полчаса и больше не виделись. Иногда на блокпостах встречал земляков, но в основном русских. А вот чисто бурят встречал раза три-четыре.

По мне видно, что я россиянин, поэтому я даже не всегда паспорт беру с собой. У всех ведь проверяют документы на блокпостах, а у меня нет. Интернет-тролли пытаются доказать, что Путин ввел войска и используют наши фото и видео в качестве доказательств. Все это притянуто за уши. Читаем, смеемся и будем смеяться.

Командир при выходе на боевое задание всех заставляет надевать балаклавы и озвучивает приказ «все, кроме Вахи». Вроде как смысла нет — его и так все знают. Тяжело в бою в балаклаве, дышать мешает, и на периферическом зрении сказывается. Потому и каску редко ношу. Возникает тревога, что могу не увидеть врага со стороны. Грэм Филлипс засветил уже в инете, теперь и смысла нет прятаться. И командир согласился, с тех пор не ношу.

— Это привилегия у вас такая?

— Скорее нет. Я и не стеснялся никогда. Это вот «Ольхон» специалист, за которого назначена награда серьезная, за его заместителей – тут все понятно.

— Насколько знаю, вам тоже угрозы поступают?

— Это постоянно. Но угрожают на уровне троллей. Реальная угроза поступила однажды. Тогда я взбодрился серьезно, позвонил жене. С одним бойцом со стороны противника мы переписывались неделю, договорились встретиться в Луганске и сразиться один на один. Даже предлагал выбрать оружие – хоть на ножах, хоть с оптикой в зеленке побегать. Я думаю, что не придется побывать в Луганске, чтобы иметь возможность с ним встретиться, был там один раз в сопровождении гуманитарного конвоя. Позже он высказал даже уважение. Я ему ответил тем же, потому что он не побоялся выйти со мной на поединок. Может, и встретимся реально, лет эдак через 20. Надеюсь, что устаканится все это. Хотя прогнозы неутешительные.

— Ваши дальнейшие планы каковы? До победного или..?

— Если до победного конца идти, то это года на четыре, думаю, зная «Ольхона». Но дети без отца не должны расти… Разве что с условием, что буду чаще в отпуск ездить. «Ольхон» не любит расслаблять коллектив, на похвалы скуп. Зато посмеяться можем с ним.

— Расскажите о своей мотивации. Ведь со стороны это кажется странным, что, бросив все, вдруг вы уехали воевать.

— Да, мне часто пишут отовсюду, не только из России — зачем? Думаю, что не смогу это описать словами, выразить на бумаге. Я поехал вообще туда на месяц сначала. В основном, чтобы себя успокоить, ведь много «диванных бойцов». Понимаю, что не у всех есть возможность приехать, многие по состоянию здоровья не проходят или финансовые возможности не позволяют. Но когда ты приезжаешь туда на месяц, а к тебе подходит ребенок и говорит: «Дяденька, вы из России»? Я отвечаю — да, а он начинает обниматься, мол наконец-то Россия… Много пенсионеров, бабушек, дедушек. Нашли одну бабушку, которая просто от истощения умерла. Когда такое видишь своими глазами — хочется остаться и помочь чем-то. У меня нет финансов, но я могу оказать помощь тем, что я умею. В нашем подразделении подавляющее большинство бойцов так думает, мы в этом единомышленники.

Много людей есть, у кого финансы позволяют оказывать помощь в виде гуманитарки. Нам вот отправляют крупы, каши. Вот к примеру, майор «Рысь» занимался распределением гуманитарки, развез все по детским домам и приютам. Мы с голоду не мучаемся. Мы бойцы, можем и потерпеть иногда, с нами ничего не случится. А вот детишкам надо питаться нормально. Нам привозят сухое молоко, печенье, конфеты – это все мы отдаем в детские дома, интернаты. И никто из нас не против. С нами служит боец, у которого дети в интернате. Он не мог их содержать сам, экономическая блокада сказывается. Он их отдал в интернат, а сам воюет с нами вместе. Каждую субботу выезжает в увольнение, мы ему собираем посылку детишкам. Сладости, сгущенку и прочее такое, что откладываем специально. По мере возможности помогаем и так. И свинцом, и сладостями. Стараемся расширить диапазон помощи

— А как вы добрались домой, если вам не платят?

— Финансово мне помогли одноклассники, земляки. У нас есть банковские карты, на которые периодически поступают средства от желающих помочь. Причем некоторых людей я не знаю, просто мы познакомились в интернете, они следят за нашей деятельность. Кто-то следит за деятельностью нашего командира, кто-то за деятельностью нашего подразделения. У нашего командира не всегда есть время пообщаться, он часто на полигоне, постоянно занятия проводит. Многие люди, которые хотят попасть к нам, начинают через нас выяснять. Просят поговорить с «Ольхоном». Многие помогают конкретно «Ольхону». Командир себе ни рубля не берет, все отдает на закуп снаряжения, например, берцы. Ходим и бегаем мы много, обувь тратится быстро. Любую гуманитарку распределяет сразу по потребности, кому что надо – выдает тут же. Основная проблема – хорошие берцы, хорошая форма, бронежилеты.

Карты банковские есть у узкого круга людей. Вот у меня карта на первую разведгруппу. И мы закупаем себе амуницию, расплачиваясь этой картой.

— А как ваша мама, ваша супруга отнеслись ко всему этому?

— Поначалу они не знали, где я. Для них я работал в Ростове в частном охранном предприятии, сопровождал грузы. Потом уж, когда это все выплыло в интернете, мне уже было невозможно уехать оттуда, мотивируя это тем, что жена не отпускает и мама переживает. Так получилось, что я единственный в семье остался, брат погиб давно уже. Сыновей у меня нет, дочки только.

Мой дедушка воевал до 1946 года, увольнялся из Винницкой комендатуры, где по лесам бандеровцев гонял.

Мама говорит, что ее отец освобождал западную Украину, а сын стоит за юго-восточную. Мама восприняла это как должное.

— 9 Мая нынче как отмечалось у вас?

— 9 Мая – кто-то праздновал, а мы работали, потому что могли быть диверсии, провокации. Мы в полной боевой готовности были, в снаряжении, с оружием наблюдали за закрепленными секторами. Искали снайперов, подозрительные предметы, СВУ. Есть там отмороженные совершенно. В интернет иногда видишь такое, что кажется нереальным, каким-то фейком. А я знаю, что многое есть на самом деле. Я лично встречался и разговаривал со многими людьми, которые рассказывают страшные вещи. Когда идет обмен пленными, мы им отдаем откромленных, подлеченных бойцов. Мы же понимаем, что они срочники, выполняли приказы. Вот многие и идут воевать из-под палки, так сказать. Ну, конечно, есть и фанатики идейные.

Нам зачастую из плена возвращают измученных, истощенных наших бойцов, многие со следами пыток. Психика после таких пыток сдвигается, скорее всего и процесс реабилитации будет очень долог. Рассказывают, что трезвых они там не видели, они специально напиваются и от скуки начинают издеваться над пленными. Это просто военные преступления, натуральный фашизм.

— Вот к теме о том, что некоторые едут либо по глупости, либо по корыстным мотивам – есть такое наблюдение, что такие погибают достаточно быстро, есть такое?

— Есть ряд фактов, когда люди, приехавшие подзаработать, получили аванс и наскоро сформировав подразделение участвовали в операции. В первый же день 30 трупов. Слаженности никакой, мотивация слабая. Осталось 27 человек живых, но почти все 300-е (с ранениями — ред.). Ну что это за подразделение? Я могу сказать, что со времени моего пребывания у «Ольхона» у нас нет даже раненых. Наши потери – только те, кто приехал за деньгами, и все они вернулись по домам, поняв, что ошиблись. У нас все по схеме «подготовка-подготовка-бой-операция-подготовка-подготовка».

Многое зависит от командира, от уровня его профессионализма, подготовленности личной, знаний в тактике, стратегии. А люди гибнут… По телевизору часто неверная информация бывает, может из-за неразберихи… Раненых много, в том числе среди гражданских. В Донецке все пестрит объявлениями «Нужна кровь», в основном третья группа требуется. Противник же применяет запрещенные боеприпасы, кассетные бомбы, фосфорные . Я сам лично видел последствия их применения. Там спрятаться от них негде почти. Вот Логвиново сровняли с землей, и ребятам, которые защищались там пришлось тяжело. Особенно тем, кто не успел окопаться. Был случай, 80 % личного состава одного из подразделений решило не окапываться. Все они погибли. Печальная история. Сопровождал эту группу один из наших бойцов. Они просто проигнорировали приказ, решив, что пронесет как обычно. Не пронесло. Это последствия глупости и лени и надежды на русский авось.

— Вы буддист?

— Да, я буддист. Вот мне пришла посылка из Забайкальского края из дацана. Отправили адис, зандя… Многие не понимают, спрашивают, что за трава? Не наркотики ли? Я им объясняю, что это религиозные вещи. «Ольхон» знает, что это такое, видимо, служил с нашими ребятами

— Это мама вам присылала?

— Что-то мама прислала, что-то одноклассники, друзья. Еще, другие уже, присылали мне маскхалат, по ростовке мне подошел.

— Война – это не романтика, это страшно…

— Каждый должен знать для себя в первую очередь, что каждый из нас должен заниматься своим делом. Очень много встречал таких людей в интернете, которые сидят за компом, пиво пьют, и начинают в комментариях зарубаться с троллями, идут такие бои, целый схватки. Начинаются оскорбления, типа «диванные войска» и все такое. И они начинают в пьяном виде писать, как попасть, как доехать. А не стоит. Ну вот ты – программист, знаешь, как создать программу какую-то. Ну так вот создай такую программу, чтобы мы могли сбивать беспилотники вражеские. Если ты придешь туда, на войну, со своими пальчиками, возьмешь в руки автомат, тебя в первом бою шлепнут. Так зачем туда идти? Ты не умеешь воевать, это не твое.

Если бы у меня плохо получалось бы, я бы там месяц постоял и вернулся со словами «Все, ребята, навоевался».

Потому что на самом деле это очень страшно, когда по тебе работает «Град». А ты, находясь в погребе, прекрасно понимаешь, что, если он попадет именно туда, куда надо, мы не спасемся. Бывали моменты, что прямо в форточку залетали снаряды, наблюдал в бинокль такую картину. Прежде чем идти на войну, надо задуматься, готов ли ты умереть прямо там. Надо ли тебе это.

У меня получается воевать, «Ольхон» научил меня это делать хорошо. Я даже думаю, почему же я раньше военным не стал, надо было поступать в военную академию куда-нибудь. К каждому делу надо подходить с душой, по призванию. У человека должна быть мотивация нормальная. А не потому что в интернете его назвали «диванным бойцом» или у пьяного взыграло что-то. Это порыв душевный же просто. А потом они приезжают туда, и после первого минометного обстрела начинают думать: что я тут делаю, наступает отрезвление. Есть один пансионат, где российские добровольцы находятся после войны. Так вот – там всего один со всеми конечностями. Остальные — у кого оторвана рука, у кого нога. Некоторые говорят: все поехали, и я поехал. Один вообще протрезвел только в части. Другой думал деньгами разжиться. В итоге потерял все –и ни жены, ни детей.

Надо задать себе вопрос: а готов ли ты остаться без конечностей? Или умереть? Пулевое ранение – ерунда, пулю извлекут. А как быть с остальными возможными увечьями?

Я знаю точно, не все в России на стороне Донецка. Некоторые так и говорят: что это за война, что там вообще делать. Для чего все это, зачем, кто там воюет. Это же Украина, это внутренний локальный конфликт: кто-то хочет отделиться, а Порошенко не дает. Зачем вы туда едете и возвращаетесь в цинковых гробах, или потом еще и пытаетесь доказать, что ты воевал? За кого ты воевал, зачем ты туда ехал?

Молодым людям которые хотят туда, надо спросить: а ты готов? Путин туда войска не вводил, ты добровольно ехать собрался. Нет такой страховки: погиб на Донбассе. Молодежи надо понять – это не компьютерная игра. Да, туда приезжают люди, которые срочной службы не служили, и в нашем подразделении такие есть. Но они умеют делать свое дело. Кто-то охотник – стреляет хорошо, кто-то вынослив и может ходить на дальние расстояния. Кто-то физически развит. Но в любом случае эти люди конкретно знают, чего хотят.

Война – это тоже работа. И главный вопрос – готов ли ты умереть. Нет 100%-й гарантии того, что ты вернешься живой и невредимый. Готов ли ты попасть в плен к врагу с разбодяженным амфетамином мозгом, который решил загнать тебе иголки под ногти или отрубить указательные пальцы – недавно такого забрали из плена. Это ненормально. Ты готов к такому? Все эти вопросы и следует себе задать.

— Вам сейчас 37 лет, вы представитель того поколения, который наиболее активен сейчас. В Бурятии сейчас непростые времена. Как вы к этому относитесь?

— Я вырос в Забайкальском крае. Вырос среди русских. Иногда ощущал давление с их стороны и, бывало, что желал жить только среди бурят. А приехав сюда понял, что я против национализма вообще. Мне было всегда непонятно это надуманное деление на западных и восточных бурят. Доходило до того, что некоторые семьи требовали от человека, чтобы выбирал себе жену «только не из иркутских». В общем, я против национализма в любом проявлении, в том числе и внутрибурятского, «территориального».

А вообще, я всегда сторонился политики. Мне кажется, что политика вся построена на желании обмануть, люди не совсем чистые, открытые в ней. Единицы, кто действительно от души все это делают, меценаты, например.

Я здесь со многими очень общался, со многими интересными людьми познакомился.

Встречал группу волонтеров на Байкале, которые убирались на берегу, причем сплошь иностранцы. И мне не понравилось, как вели себя буряты по отношению к ним в том числе.

У нас в деревне все говорят на родном языке, чтут традиции. Все это закладывается в детстве. А когда человек воспитывается в такой среде, что родители целыми днями на работе, и ребенок предоставлен сам себе — все это очень сильно формирует человека в любом случае. Что-то все равно передается из семьи, на генетическом уровне.

Люди начинают терять корни. Я говорю на родном языке, супруга у меня воспитана в таком ключе, что стержень надо закладывать в стержень. Дочка ходит в музыкальную школу, пусть не будет музыкантшей, но для кругозора это очень важно, для общего развития.

Я тоже учился в музыкальной школе, на аккордеоне играл. Играю на гитаре, но это не значит, что я должен идти и петь со сцены. Не понимаю тех, кто отдает детей в спорт – когда ребенок занимается только спортом и больше ничем. У него детства-то и нет. У меня ребенок пришел, позанимался часок сама, для души. Надо воспитать детей так, чтобы они и своим детям могли передать. Я со своим ребенком обращаюсь не сверху вниз. Обязательно сажусь, чтобы на одинаковом уровне глаз мы были. Я учился в педагогическом колледже, изучал детскую психологию, мне это очень интересно. Например, мои дети называют меня на «вы». Супруга была сначала против, сейчас поддерживает меня в этом вопросе.

Сейчас очень много неуважения к старшим от молодежи. Например, идешь по улице, идет ветеран войны. Ему ни места не уступят, да еще и скажут что-нибудь типа «давай, батя, проходи». Не нравится мне все это. Надо это пресекать. В деревне воспитанные парни такого же возраста никогда не сделают. Видел в городе откровенное неуважение к старшим. Наше поколение, зацепившее еще советскую эпоху в детстве, у нас немного другое воспитание. Советское воспитание наиболее близко к нашему. Для меня дико, когда идет девушка, все лицо в дырках, зеленые волосы. Говорят, это самовыражение, но можно ведь и по-другому самовыражаться.

У нас есть традиции, и их надо соблюдать. Иначе мы будем просто бледное пятно на карте Российской Федерации, мира всего, если не будет объединения среди самого народа.

Мы просто сравняемся со средней полосой России. Ну есть какие-то буряты, а чем они отличаются?
А ничем, только разрезом глаз. А менталитет у них такой же, как у всех. Не хотелось бы дожить до таких времен. Хотелось бы, чтобы люди к нам приезжали, видели особенности наши национальные. Не стать индейцами в резервации, и это наша собственная задача.

Источник материала