Американский лохотрон

Что такое кризис, как политика связана с экономикой и почему в ней случаются бумы и спады и, наконец, как разбогатеть — на все эти вопросы дает ответы в своей книге «Экономика. 50 идей, о которых нужно знать» Эдмунд Конуэй, эксперт-экономист Daily Telegraph, Sunday Telegraph и Daily Mail. Он объясняет основные концепции экономики, от самых известных теорий, таких как «невидимая рука» Адама Смита и закон спроса и предложения, до новейших представлений о связи богатства и счастья.

«Жадность — это хорошо», — заявляет Гордон Гекко, злодей из фильма «Уолл-стрит», киноклассики 1980-х. Этот убийственный афоризм подтвердил худшие страхи благонамеренного общества, опасавшегося финансистов. Головорезы из каменных джунглей Манхэттена уже не стеснялись своей вопиющей алчности — напротив, они гордо выставляли ее напоказ наряду с полосатыми рубашками и красными подтяжками.

Разумеется, «Уолл-стрит» шокировал зрителей конца XX века, но представьте себе, как подобное заявление восприняли бы двести лет назад, когда в интеллектуальной жизни доминировала церковь и определение людей как экономических животных было близко к святотатству. Тем легче вам будет осознать, насколько радикальной стала для своей эпохи теория «невидимой руки», предложенная Адамом Смитом в XVIII веке. Книгу Смита, как и ее голливудского потомка, постиг огромный коммерческий успех: первый тираж быстро разлетелся, и с тех пор этот труд стал частью экономического канона.

Роль личной выгоды. «Невидимая рука» — это метафора для закона спроса и предложения, объясняющая, каким образом взаимодействие этих факторов служит выгоде всего общества. Самое простое объяснение таково: людей, действующих исходя из личной выгоды, нельзя считать плохими. В условиях свободного рынка объединенные усилия всех тех, кто преследует собственные интересы, в итоге выгодны обществу в целом и обогащают всех и каждого.

Ведомые невидимой рукой. Возьмем изобретателя по имени Томас, который придумал новый тип лампочки — более экономной, долговечной и яркой, чем прочие. Томас сделал это, руководствуясь личной выгодой — в надежде стать богатым и, возможно, знаменитым. Побочный продукт будет полезен всему обществу: появятся рабочие места для изготовителей лампочек; жизнь тех, кто их купит, улучшится; жилые помещения станут светлее. Если бы лампочки не пользовались спросом, Томасу никто не заплатил бы, то есть невидимая рука, по сути, отвесила бы ему оплеуху за его ошибку.

Томас запускает свой бизнес, и другие предприниматели видя, что он получает прибыль, пытаются обойти изобретателя, предлагая похожие лампочки, но еще ярче и лучше. Конкуренты тоже начинают богатеть. Но невидимая рука не дремлет. Чтобы оставить рынок за собой, Томас начинает продавать свой товар по более низкой цене. Обрадованные покупатели получают пользу от еще более дешевых лампочек.

На каждой стадии этого процесса Томас действует исходя не из общественного, а из личного интереса, однако, как ни парадоксально, в итоге выигрывают все. В каком-то смысле теория невидимой руки аналогична математической идее «минус на минус дает плюс». Если только один человек блюдет свою выгоду, а остальные действуют альтруистично, результат не будет полезен обществу.

Пример тому — компания Coca-Cola, которая в 1980-х изменила рецепт своего газированного напитка в попытке привлечь более молодых, следящих за модой покупателей. Напиток New Coke не оправдал надежд: покупатели не оценили перемену вкуса, продажи упали. Послание невидимой руки рынка было очевидным, и Coca-Cola, столкнувшись с падением прибыли, отказалась от New Coke уже через пару месяцев. Компания вернулась к прежнему рецепту, чему покупатели были рады — как и топ-менеджеры Coca-Cola взлету и прибыли.

Невидимая рука рынка акцентирует внимание на том, что индивиды — а вовсе не правительства и администраторы — должны уметь понять, что производить и что потреблять. Тут есть важные оговорки. Смит тщательно разграничивает личный интерес и чисто эгоистическую жадность. Кроме прочего в наших интересах — создать комплекс законов и правил, который защитит потребителей. Речь об имущественном, патентном, авторском праве, о законах, защищающих работников. Невидимую руку рынка должно подкреплять правовое регулирование.

Вот в чем ошибся Гордон Гекко. Тот, кто движим одной только жадностью, может попытаться обойти закон, чтобы обогатиться за счет других. Адам Смит этого не одобрил бы.

Спрос и предложение

В фундаменте экономической науки и в средоточии человеческих взаимоотношений лежит закон спроса и предложения. Две эти силы определяют цены на товары в магазинах, прибыль компании, а также обогащение одной семьи и бедность другой.

Закон спроса и предложения объясняет, почему супермаркет накручивает цену на сосиски премиальной категории, но не на обычные, и отчего производитель компьютеров считает себя вправе требовать от клиента больше денег за ноутбук другого цвета. Подобно тому, как несколько элементарных правил лежат в основе математики и физики, банальная связь спроса и предложения, наблюдаемая везде и всюду, лежит в основе экономики.

Эта связь обнаруживается и в многолюдных рядах эквадорского города-рынка Отавало, и на широких авеню близ Уолл-стрит в Нью-Йорке. Невзирая на внешние различия — забитый фермерами южноамериканский городишко не похож на Манхэттен, запруженный банкирами в деловых костюмах, — для экономиста-фундаменталиста эти места почти идентичны. Приглядитесь — и вы поймете, почему: обе точки на карте — крупные рынки. Отавало — один из самых больших уличных рынков Латинской Америки; Уолл-стрит — дом Нью-Йоркской фондовой биржи. Люди приходят сюда, чтобы покупать и продавать.

Покупателей и продавцов сводит рынок, будь то прилавки с товаром или виртуальный рынок вроде Уолл-стрит, где торговля по большей части идет онлайн. Там, где спрос и предложение сходятся, возникает цена. Три внешне безобидные величины могут поведать нам очень многое о данном обществе. Речь, по сути, о краеугольных камнях рыночной экономики.

Спрос — это объем товаров и услуг, которые люди желают купить у продавца по определенной цене. Чем выше цена, тем меньше желание приобретать товар — вплоть до цены, которую не захочет платить никто. Аналогично предложение — это объем товаров и услуг, которые продавец готов реализовать по данной цене. Чем ниже цена, тем меньше товаров он захочет продать, потому что их изготовление требует затрат времени и денег.

Правильная цена? Цены сообщают нам о том, растут или падают предложение и спрос на конкретный товар. Возьмем цену недвижимости. В начале XXI века она росла в США все быстрее и быстрее по мере того, как все больше семей, соблазненных дешевыми кредитами, решали приобрести жилье. Спрос подвигал строителей строить больше домов — особенно в Майами и некоторых районах Калифорнии. А когда дома были построены, возник избыток предложения, и цены резко упали.

Цена того или иного товара может дать нам немало первичных сведений о данном социуме. Несколько лет назад производитель компьютеров Apple вышел на рынок с новым лэптопом Macbook и выпустил его в двух цветах — белый и черный; последний был более дорогой версией. Во всех остальных отношениях — скорость процессора, объем памяти винчестера и так далее — черный компьютер был таким же, как белый, но стоил при этом на $200 больше. И все равно черный лэптоп продавался очень хорошо, чего не могло бы быть, если бы на него не возник значительный спрос. Значит, покупатели были рады платить больше только за то, чтобы показать: они не такие заурядные, как их соседи с белыми лэптопами.

Фантастическая эластичность. Иногда спрос и предложение реагируют на изменение цен не сразу. Когда телефонная компания поднимает тарифы, обычно реакции клиентов долго ждать не приходится: либо они сокращают число телефонных разговоров, либо заключают договор с другой компанией. Экономисты говорят, что в этом случае спрос эластичен по цене — он меняется вместе с ценой.

Разумеется, то же относится и к предложению — и оно бывает эластичным или неэластичным. Многие фирмы научились чрезвычайно эффективно приспосабливаться к переменам (то есть их товары стали эластичными по цене): когда спрос на их продукты падает, они временно увольняют часть работников или уменьшают инвестиции. Другие менее эластичны, потому их жизнь труднее. Карибский производитель бананов вряд ли может уменьшить расходы, если его загонят в угол латиноамериканские конкуренты — или если покупатели перестанут приобретать его товар. Будь вы эквадорским лоточником, банкиром с Уолл-стрит или кем угодно еще, за вашими экономическими решениями всегда стоит в первую очередь взаимодействие между ценами и определяющими их покупателями и продавцами. Иными словами — спрос и предложение.

Мальтузианская ловушка

Парадокс, но одна из самых известных, влиятельных и стойких экономических теорий опровергалась постоянно, через поколение. Однако на свете есть мало столь же захватывающих идей, как эта: население Земли увеличивается, а ресурсы истощаются столь быстро, что нас неизбежно ждет самоуничтожение. Перед вами — мальтузианская ловушка.

Возможно, вы помните уроки биологии и делящиеся клетки в окуляре микроскопа. Начинается все с пары клеток, каждая из которых делится, чтобы образовать новую пару; они размножаются стремительно и за считаные секунды заполняют чашку Петри до краев, не оставляя свободного места. Что происходит после этого?

Посмотрим теперь на людей. Людской род тоже воспроизводится по экспоненте. Может, мы размножаемся слишком быстро и неизбежно погибнем, исчерпав все ресурсы? Два столетия назад английский экономист Томас Мальтус был убежден, что так оно и будет. Население увеличивается быстрее, чем продовольственные ресурсы. Если говорить точнее, Мальтус утверждал, что население растет по геометрической прогрессии (т.е. умножаясь — 2, 4, 8, 16, 32…), а продовольственные ресурсы увеличиваются по арифметической (т.е. прибавляясь — 2, 4, 6, 8…).

В глазах Мальтуса человечество приближалось к неизбежной катастрофе. Без добровольного уменьшения рождаемости (Мальтус считал это невероятным) человечество подвергнется воздействию одной из трех малоприятных напастей, которые нашлет на нас природа, дабы восстановить равновесие: нас ждет либо голод, либо мор, либо война. Людям будет нечего есть, они падут жертвой какой-либо болезни или же станут сражаться ради скудных ресурсов.

Легко понять, почему мальтузианскую ловушку часто называют мальтузианской катастрофой или дилеммой. К этой непростой проблеме до сих пор апеллируют различные эксперты, отстаивающие необходимость контролировать размеры населения нашей планеты. Ту же идею используют многие экологические движения, чтобы проиллюстрировать неспособность человечества к устойчивому развитию.

Проблемы с теорией. Однако Мальтус ошибался. С тех пор, как он взялся за перо, мировое население, которое, как он думал, достигло естественного максимума, выросло с 980 миллионов до 6,5 миллиардов человек. Согласно прогнозам, к 2050 году на Земле будут жить девять миллиардов человек. Тем не менее, люди по большей части едят больше, живут дольше и вообще стали здоровее, чем когда-либо ранее. Мальтус совершил две ошибки:

1) общеизвестно, что человечество не раз и не два решало проблему, изобретая новые технологии. В том числе благодаря закону спроса и предложения, который побуждает бизнесменов изобретать лучшие, более эффективные способы производить продовольствие, мир успешно пережил несколько сельскохозяйственных революций, и каждая из них резко увеличивала объем доступных нам ресурсов. При помощи рынка люди решали проблему дефицита пищи;

2) население не всегда растет по экспоненте. С течением времени рост имеет тенденцию к сглаживанию. В отличие от клеток, которые будут делиться, пока не заполнят посуду, люди, достигнув определенного уровня благоденствия, размножаются, как правило, не так бурно. На деле наша фертильность существенно снизилась — показатели рождаемости в Японии, Канаде, Бразилии, Турции и по всей Европе недостаточны даже, чтобы предотвратить депопуляцию. Увеличение продолжительности жизни означает, что население стареет, но это уже другой вопрос.

Историк экономики Грегори Кларк в нашумевшей книге «Прощай, подаяние» утверждает, что до 1790 года люди и правда были пойманы в мальтузианскую ловушку, однако вследствие сочетания различных факторов — включая вымирание от болезней злосчастных бедняков и замещение их детьми из среднего и высшего класса («нисходящая социальная мобильность») и склонность этих классов трудиться больше, — Англия из этой ловушки вырвалась. Кларк заявляет, что многие страны мира, не имеющие подобного опыта, обретаются в ней по-прежнему.

Апокалипсис — где именно? Большая часть т.н. западного мира (Европа, США, Япония, горстка других развитых стран) вырвалась из мальтузианской ловушки, повысив продуктивность сельского хозяйства, одновременно в этих странах становилось все меньше детей. Эти факторы вкупе с появлением новых технологий способствовали промышленной революции, которая в итоге еще более повысила уровень благосостояния и здравоохранения. К сожалению, другие регионы планеты застряли в ловушке.

Во многих странах Черной Африки земля производит так мало пищи, что великое множество людей вынуждено работать в условиях натурального хозяйства. Когда эти страны при помощи новых технологий увеличивают объем сельскохозяйственного производства и повышают урожайность, их население резко увеличивается. Голод, который случается после неурожая, не дает населению расти и становиться богаче в последующие годы.

Апокалипсис — когда именно? Неомальтузианцы доказывают, что хотя человеческий гений и сумел отсрочить катастрофу на пару столетий, сегодня мы как никогда близки к еще одному кризису. Они настаивают на том, что аргументы Мальтуса, касавшиеся продовольствия, можно отнести и к энергетическим ресурсам, составляющим основные «средства существования» современного человека. Пик добычи нефти или очень близок, или, может быть, уже пройден, и вскоре человечество выйдет на уровень, где устойчивое развитие невозможно. Сумеем ли мы посрамить Мальтуса и решить проблему через технологический прорыв или ограничение роста населения — покажет время.

Источник материала