Атака паровозом

Смотрю я на Гордея и душа радуется. Вроде мелкий, старый, облупленный, седоватый, облезлый, лупоглазый козел, а, однако вечно гон у него. Постоянно вокруг какие-то заплаканные телки вьются. Молодца! А все потому, что Гордей умеет две вещи:

1. Грамотно бабу снять.
2. Ее, родимую, рассмешить.

Увы и ах, мне до Гордея в обоих дисциплинах, как Аршавину до Месси. На что я способен? Крайне примитивную двухходовку сляпать — максимум. Ну или дешевую клоунаду учинить — не более. Помню, долго я домогался одной развесистой скво. Та — ни в какую. Ну не ее я типаж. То есть и пьем и шляемся и ржем вместе — а в партер ну никак.
Брал измором. Наконец, дама, уж не зная как отказать попонятнее, выразилась в том смысле, что спит только с кареглазыми блондинами. Я, брюнет, таким образом пролетал мимо кассы, блестя мужественной слезой на голубом глазу.

Ну ничо. Audentes fortuna juvat. Пришлось купить парик и контактные линзы. Погляделся в зеркало. М-да. И так мурло еще то, а в таком виде вообще нечто. Беда была в том, что единственный в магазине нужный раскрас: радикальный пергидрольный блонде был почему-то негритянского фасона по моде 70х. Полуметровый белый шар. Х#р знает кому он предназначался, но судя по вытряхнутой из него пыли лежал он на прилавке лет 20.

Приперся покорять. С девушкой случилась истерика. Чем и воспользовался. Не снимая антуража. Дама издавала какие-то булькающие звуки, но сопротивляться не могла — сил от ржача не было. Так и снюхались. Поутру удостоился лучшей похвалы за всю кобелиную судьбину: «Тебе не дать — себя не уважать». Это вершина моих куртуазных замыслов, увы.

Не то что Гордюша. Это просто ас . Многофункциональный фронтовой перехватчик. Точнее — командир эскадрильи. Ибо часто охота на баб у Гордея происходила в составе стаи. По заранее разработанному плану с четким разделением ролей всех участвующих. Смолин как-то посмотрел на очередную спецоперацию и аж вздохнул:

— Н-да, Андрюшенька. Статьи на тебя в УК нету. А зря. Я б с удовольствием поглядел на твою кислую харю на скамье подсудимых. Где бы ты паровозом по статье шел. «Принимал участие в заговоре с целю свершения полового акта.»
— Это за что это?
— А за то что ты, с%ка потная, гармонию алгеброй поверил. Музыку съема разъял, как труп, скотина. Доктор Менгеле. Я-то всю жизнь экспромтом жил и надеялся только на вдохновение, а глядеть на твои схемы паскудные меня с души воротит. Тьфу!
— Ну и не гляди, кустарь-одиночка. Завидуй молча. А у нас тут прогресс. Железный конь идёт на смену крестьянской лошадке.
— Ну и колотись ты конем. Железным.

Приведу одну из многих его схем отлова свежего бабья, для примера:

Начало 90х.
Меня взяли в труппу. Правда на амплуа «звук падающего тела».
Вечер. Идем с Андрюшей по ул. Горького (ныне Тверской) и выискиваем цель. Есть. Цель захвачена.
Маленький беззащитный Гордей в вязаной шапочке и шарфике «случайно» натыкается на двух юных ланей с этюдниками. Лани явно местные.
— Девушки, не подскажете, как пройти на Стадион Юных Пионеров?
— Да вот он тут, за углом!
— Покажете?
— Да тут 50 метров всего! Идемте!
Проходят метров 10 — и на пути у них возникает мрачная фигура Олега. Внешне он — олицетворение чистых рук, холодного ума и горячего сердца. Одет соответствующе: в штатское, как говорили. Дорогое серое пальто комитетского фасона, ондатровая шапка, очки. Выхватывает водяной пистолет (копия Макарова). Орёт — «Всем стоять! Руки в гору!»
Нам:
— Жалом в землю, не доводи до греха!!!
Послушно падаем на грунт.
Девкам:
— Ваши документы!!!!
Художницы трясущимися лапками тянут ему студенческие. Олежа не глядя убирает их в карман.
— Давно вы их знаете? — Кивает на наши тела.
— Нннет… ччто Вы… Оооони только что к нннам пристали. Мы даже имён их не знаем.
— То есть вы не в курсе, что это — опаснейшие преступники? Террористы!
— Ддддда откуда… Да мы… Ддддядинька…
Пока Олег допрашивал трепещущих ланей, Гордей с воплем «АЛЛЛААХБАР!!!» подскочил с земли и пырнул его в живот ножом. Ну ножа-то у него не было, но кто в потьмах что разглядит. Девки побелели.
Доблестный комитетчик согнулся и повалился на бок, но при этом успел навести пистоль.
Бабы истошно завизжали. Я их понимаю. Показали дорогу к стадиону Юных Ленинцев, нечего сказать.
Вместо ожидаемого девами выстрела раздалось журчание — и струя воды попадает мне в рожу. Не успев вскочить падаю, как подкошенный. Начинаю корчиться и конвульсировать. Пускаю пузыри и хриплю Гордею: «Бэги, брат! Мине канец — вада отравлена!» И затихаю.
Не успел. Еще один «выстрел» и Гордей оседает в истоме.
«Комитетчик» тоже испускает дух.
Последняя сцена Гамлета. Все умерли. Среди моря трупов трясутся две газели.

До девиц начинает что-то доходить. Встаем с Гордеем, отряхиваемся, извиняемся за экспромт. Бабы начинают дико ржать. Дело сделано — они готовы ехать с нами куда угодно. Садимся в машину — но девчонки постоянно оборачиваются — Олег лежит в той же позе. Спросить им, видать, неловко.

Наутро, как приличные люди, привозим девушек туда где взяли. Объятья, поцелуи, звони, пиши, пока, итд.

Отъезжаем и видим застывших девиц, что вытаращенными глазами рассматривают асфальт. На нем четко виден обрисованный мелом контур согнутого человеческого тела.

Некоторые после не приезжали даже за студенческими. Но отказать себе в последнем штрихе мы не могли. Без него композиция страдала бы незавершенностью.

Материал: http://vinauto777.livejournal.com/84430.html