Шедевр

— Вот, Нина Евсеевна. — Художник торжественным жестом отбросил в сторону ткань и положил руку на раму. — Несколько месяцев писал.
Добычина поперхнулась и привстала с кресла, подавшись в сторону картины. Бровь её вопросительно изогнулась.
— Я вложил в это полотно всю свою душу! — восклицал художник, — Всю магическую силу, дарованную каждому творцу Искусством! Так что в грядущем мне уже никогда не создать подобного шедевра, но зато сей холст, несомненно, прославит меня в веках.
— Вы так думаете? — осведомилась Добычина, с усилием разогнув бровь. — Каким же образом этот… этот…
— О, не судите по первому впечатлению, дражайшая Нина Евсеевна! Я всё понимаю, вы сейчас скажете, что моя картина вторична, что Ботичелли, Джорджоне, не говоря уже о великом Леонардо и других титанах, уже использовали эти мотивы и стили, уже вдохновлялись в своё время подобными композициями, что я внёс слишком мало нового в мировое искусство!
Добычина попыталась закрыть рот, но не смогла.

— Вы так скажете, да. И как же вы ошибётесь! Все эти тщательно выписанные лица и фигуры, все тонкие оттенки зелени на заднем плане в правой части, все контрастные находки в сцене у реки — всё это будет доступно лишь настоящим ценителям искусства. А те, кто занимает своё место не по праву, а также те, чей интеллект ниже определённого уровня, никогда этого не увидят. Магия-с! Волшебство, так сказать, подлинного творения! Вот скажи, любезнейший, — обратился он к одному из охранников, плечистому низколобому парню с глазами навыкате, — сколько людей изображено на этой картине?
— Ты шо, дядя! — фыркнул тот. — Какие тут люди? Сплошная чернота, как в моей подворотне ночью.
— Вот видите! — гордо вскинул палец художник. — А вы, милая Нина Евсеевна, можете с лёгкостью любоваться всей палитрой с полным осознанием своей исключительности. К слову, не кажется ли вам, что я несколько злоупотребил охряным цветом в окраске берегового песка?

Добычина перевела глаза с художника на охранника, затем с охранника на картину и несколько раз моргнула.
— Да нет, в самый раз, — медленно проговорила она. — Хорошо, беру. Можете повесить её вон там, в углу, под потолком.
Лупоглазый охранник громко охнул.
— В красном углу?! Да как же это, барыня?
— Тихо! — осадила его Добычина. — С таким сюжетом — можно и в красном. Даже нужно. Не правда ли, господин художник?
— Чистая правда, сударыня! — широко улыбаясь, подтвердил тот.
— Как вы говорите, называется ваше полотно? — продолжала владелица галереи. — «Рай под солнцем»? Превосходное название. Уже само по себе приводит к духовному очищению и вызывает стремление поделиться чувствами с ближним. С каждым ближним. По очереди. Сергей Ильич!

Управляющий галереей, высокий худой мужчина, молниеносно добыл откуда-то блокнот с карандашом и склонился над креслом.
— Прошу вас сейчас же нанести визит поручикам Мишанину и Азарашвили… кто там ещё у них покрепче… ах да, пусть обязательно Баймурадова захватят с собой. Передайте господам гусарам моё почтение и именные приглашения на выставку. Сегодня вечером. Пускай непременно ознакомятся с магическим шедевром господина Малевича. В присутствии автора. Уверяю вас, Казимир, более тонких ценителей живописи ещё стоит поискать. А вы тем временем побудете моим почётным гостем. Васятка, — кивнула она лупоглазому, — проводи нашего гостя на второй этаж, в атласную комнату.

— Но госпожа… — залепетал художник, бледнея на глазах. — Матушка Нина Евсеевна… Не погубите…
— Что такое? — бровь Добычиной опять поползла вверх. — Вас что-то не устраивает? Что-то хотите мне сказать?
Малевич сглотнул и вытер со лба пот. Ухмыляющийся Васятка бережно держал его под локоток.
— Я тут подумал… — с дрожью в голосе начал художник. — Нет, я уверен. Именно так. Уверен. Да. Госпожа Добычина, вы… вы всем известны как человек широких взглядов, несущий культуру в массы… К вам тут каждая шв… каждый человек с улицы может зайти…
— Это плохо? — удивилась Нина Евсеевна.

— Это прекрасно… ой! — Малевич чуть скривился от боли в придавленном локте, но продолжал всё более крепнущим голосом. — Я теперь окончательно понял, что несколько не продумал концепцию своего полотна. Легко ли будет обычным посетителям, разбирающихся лишь в окрестных вывесках, осознать свою ущербность? Нет! Нет и ещё раз нет! Да не дави ты так!
Дёрнув плечом, он вырвал локоть из цепких пальцев Васятки и молитвенно сложил руки перед собой.
— Нина Евсеевна, я хотел бы дать новое название своей картине. Пусть лучше она явится приятным сюрпризом для подлинных ценителей, нежели источником разочарования для остальных несчастных. И пусть её волшебные свойства останутся между нами — по той же причине.
Добычина с лёгким упрёком покосилась на управляющего, который уже несколько минут покусывал ус, чтобы скрыть улыбку. Управляющий ответил виноватым взглядом и отвернулся.

— Разумеется, господин Малевич, вы в своём полном праве, — ласково произнесла владелица галереи. — Кто я такая, чтобы перечить творцу? Сергей Ильич, отмените гусар и уладьте с господином художником остальные вопросы. Там же, в атласной. А мне сейчас надо написать несколько срочных писем. Вы не возражаете, Казимир, если я расстанусь с вами на время?
Малевич побледнел ещё сильнее и мысленно перекрестился. Мурлыкание Добычиной до ужаса напоминало урчание сытой игривой львицы.
Спровадив незадачливого мага, Нина Евсеевна хмыкнула, поднялась с кресла и направилась к выходу.
— Барыня, — окликнул её Васятка, — а эту мазню никак будете выставлять?
Добычина на ходу обернулась и брезгливо оттопырила губу.

— Да пускай висит. Всё равно зал пустой. Как говаривал Пётр Алексеевич, глупость каждого должна быть видна. Будет у меня ещё и выставка дураков, которые станут танцевать вокруг неё и восхищаться. Лично буду ими любоваться. Нет, всё же надо хотя бы Мишанина пригласить. С гусара за свежий анекдот много чего получить можно.