Все наши усилия утонули в бюрократии

«Окно возможностей», которое в условиях глобального передела рынка позволяет любому стартапу быстро выбиться в лидеры, закроется буквально через несколько лет. Так считает Ольга Ускова, основательница компании Cognitive Technologies, разработчика систем искусственного интеллекта для беспилотных транспортных средств.

Еще в 1990-х годах она создала эту компанию и по-прежнему ее возглавляет. Помимо ведения бизнеса, Ускова также заведует кафедрой инженерной кибернетики в Национальном исследовательском технологическом университете «МИСиС».

Русская служба Би-би-си встретилась с Ольгой Усковой и поговорила о том, куда движется российская наука, будет ли в России своя Кремниевая долина и реально ли достичь гендерного баланса в сфере технологий.

Би-би-си: На какую область технологий в России, по вашему мнению, сейчас нужно делать ставку?

Ольга Ускова: На искусственный интеллект и робототехнику. В нашей стране исторически очень сильная школа искусственного интеллекта, одна из лучших в мире. Важность этого фактора чрезвычайно велика. Например, именно благодаря этому у нас, Cognitive Technologies получился прорывной выход на международные рынки. Мы практически за год, да и еще в отсутствии серьезного брендинга, смогли выйти на второе место в мире по уровню системы компьютерного зрения.

Сегодня во всем мире идет четвертая промышленная революция, экономика переходит к новому технологическому укладу, основу которого во многом составляют технологии ИИ и робототехнические системы. Известно, что такие циклические процессы происходят в среднем раз в 50 лет. И в этом смысле любой революционный период — это еще и глобальный передел рынка. Это значит, что на лидирующие позиции может выдвинуться любой стартап. То есть очень быстро можно взлететь. Это понимают и старожилы рынка, и молодые команды. Старики понимают, что им надо «держать поляну». И поэтому, например, IBM, которая не славилась разработками в области automotive, тоже пошла в беспилотный транспорт. И Intel, которая потратила огромное количество денег (более 15 млрд долларов) на покупку небольшой израильской компании MobilEye, которая занимается созданием ИИ для транспорта, и так далее. То есть и старики нервничают… И совсем no-name (никому не известные — Би-би-си) молодые пытаются вытянуть стариков и подняться, и… собственно говоря, история Tesla — это «молодая история» достаточно быстрого взлета.

Би-би-си: А вы считаете, что будущее именно за такими небольшими молодыми командами?

О.У.: Нет, я считаю, что будущее за дракой [небольших команд и бизнес-гигантов]. Чем больше драка, тем быстрее движется прогресс. И вот тот накал, который сейчас есть, миллиарды, которые начали крутиться в этой зоне, обеспечивают очень быстрое технологическое развитие.

Так, многие эксперты закладывали появление прототипов полностью роботизированных автомобилей только к 2025 году, но вот совсем недавно еще мы ездили уже на полном роботе. На Дзержинском полигоне. Просто хочу сказать, что сейчас рушатся все прогнозы. Какие бы мы ни взяли прогнозы, особенно трехлетней давности, они по скорости не успевают за тем, что реально происходит.

Да, я думаю, что будет передел. Передел этот будет длиться где-то лет 10. Мы увидим и смерть одних, и появление новых лидеров, и так далее. И если брать железо, то мне кажется, сейчас будет большая интрига между Intel, NVIDIA и AMD. И здесь еще будут сюрпризы.

ИИ — это инструментарий, который будет пронизывать все отраслевые блоки в ближайшие 10 лет. Вот у [Билла] Гейтса недавно было экспертное заседание, он сказал, что господа, мы последнее поколение, которое живет в несмешанном обществе, человеческом обществе. Следующее поколение — это уже биологические и силиконовые организмы вместе.

Поэтому мы обязаны сейчас разрабатывать условия, думать сейчас про параметры существования в смешанных потоках. Это смешанные дорожные потоки, это смешанные офисные потоки, домашние… Это неизученная, сложная и, не менее чем атом, опасная территория.

Би-би-си: Вы сказали, что в России сильна школа ИИ. А вообще реально ли создать свое подобие Силиконовой долины? Российскую Силиконовую долину. И нужно ли это вообще?

О.У.: Это вещь которая должна произойти от внутреннего заказа. Это не проект такой, который «а давайте вот еще возьмем N миллиардов и построим Силиконовую долину». Должна возникнуть потребность в технологиях. То есть сама постановка задачи должна быть другая. Люди должны начать хотеть покупать. Сейчас, например, у нас [у Cognitive Technologies — Би-би-си] семь заказчиков по автороботам. Один японец, четыре немца, один француз, остальные — американец и русский.

Би-би-си: А почему иностранцев больше?

О.У.: У нас были попытки реализации проектов в России. Один из них по созданию беспилотного «Камаза». Мы потратили на него более двух лет. К сожалению, все наши усилия утонули в чиновничьей бюрократии, межведомственных комиссиях, неспособных принять решение о поддержке прорывных проектов. Ничего не делается и на законодательном уровне. Множественные попытки сподвигнуть депутатов на созидательную работу не увенчались ничем.

Но мы не сможем выйти на лидирующие позиции при отсутствии отечественного производства интеллектуальных продуктов. Нужно что-то менять у нас в уже сложившейся конструкции — всю цепочку заказов и еще чего-то… Для этого нужно приложить серьезные усилия. Для этого кто-то должен посчитать эффективность этого производства. Кто-то эти цифры должен озвучить и принять меры. Кого-то за это надо посадить, к примеру. А кого-то похвалить. Должны начать считать деньги, считать траты.

Люди должны понимать, что вот те налоги, которые у них списывают с зарплат, это их собственные деньги, которые они вкладывают в развитие государства. И если потом государственная компания неэффективно их тратит, то это она залезает каждому человеку в карман. Вот это осознание должно прийти. У нас еще очень молодое государство. Мы еще очень мало существуем. У нас пассионарность наших людей носит пока такой эмоциональный и внешний характер.

Должно созреть поколение, и оно должно жить здесь, хотеть строить здесь, а не придумывать себе страну, в которую они может быть уедут. Нужно ли для этого некоторое оформленное пространство под названием «Силиконовая долина»? По-моему не нужно. По-моему это все в головах. Программисту вообще все равно: где он присел, там и Силиконовая долина.

Существует так называемая теория кафе или «Liquid network». Она была разработана американцами в 90-х годах. Смысл в том, что ключевым моментом для прорывных проектов является сеть неформальных коллективных сборищ, на которых и рождаются прорывные идеи. Куда люди пришли после занятий, собрались играть в футбол, пить кофе и болтать, вино попивать… И они там перекидываются идеями, и начинают возникать, склеиваться проекты.

Для этого и нужны офлайн-пространства, Силиконовые долины, которые обеспечат вот это вот общение. Сейчас такой уровень развития социальных инструментов, интернета и так далее, что мне кажется, что такой физический офлайн не нужен.

Би-би-си: Вы упомянули проблему формирования внутреннего запроса общества. Российская наука довольно неохотно открывается обществу, в том числе журналистам. Наверняка многие в России живут и думают, что все крутые открытия происходят лишь на Западе, а в этой стране — вакуум. Но это не так. Просто российская наука не настолько публична, как на Западе. И как же в таких условиях появиться внутреннему запросу, о котором вы говорите?

О.У.: Наша наука была одной из передовых в мире весь советский период. В 1990-е годы ее растаскали по разным странам, поскольку внутри России вообще не было запроса на советскую науку. Происходило тотальное одряхление Академии наук. Безобразное, бесконечное. Я очень плотно работала с Академией на самом высоком уровне, и наблюдать, как 80-летние мужи с горизонтом планирования в три-пять месяцев пытаются закладывать какие-то тренды, было, конечно, болезненно и тяжело.

Я понимаю, что я сейчас скажу вещь, которая будет раздражать большинство читателей, но я считаю, что бывший министр образования и науки Дмитрий Ливанов сделал великую вещь. Этот академический гнойник кто-то должен был вскрыть, и он его вскрыл.

РАН — это ресурс, отсасывающий огромные финансовые поступления. Причем, во всем мире Академии наук — это клубы пожилых джентльменов, где они собираются и рассуждают, но не более как экспертное сообщество…

Может быть он провел реформу жестко и не очень социально… Но Ливанов считал, что эта ситуация требует срочного вмешательства и, передав фундаментальную науку в университеты, он сделал великое дело, которое будет давать результат.

Мы этим уже пользуемся, и мы надеемся, что это не будет загноблено. Потому что в ведущих активных университетах, где есть сильные молодые ректоры… Я могу назвать, наверное, три университета — НИТУ МИСиС, Уральский федеральный университет и Санкт-Петербургский национальный исследовательский университет информационных технологий, механики и оптики (ИТМО), где есть молодые сильные ректоры. Вот три действительно университета, которые пошли в прорыв за счет того, что они, в том числе благодаря возрасту своей управленческой команды, смогли привлечь и студентов, и молодых ученых. И это очень важный момент. Их научные лаборатории сделаны в рамках программы «5-100» (госпрограмма поддержки крупнейших вузов — Би-би-си), они вполне конкурентны на мировом уровне, они интересны иностранцам.

Эти три университета — мой личный выбор, я сейчас ни в коем случае не провожу рейтинг! Cognitive Technologies как никто заинтересован в сотрудничестве с такими университетами.

Мы достаточно серьезно инвестируем в R&D (то есть Research and Development, в переводе — научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы или НИОКР — Би-би-си). Проект по наземному беспилотному транспорту нашей группе компаний стоил 22 млн долларов. Поэтому для нас важно анализировать и школы, и наличие научных школ и так далее.

Здесь я еще хочу выделить один важный момент: средний возраст на этих проектах — это тридцатник! Это так же, как было когда-то, когда у нас было все круто. Это поколение очень сильное. У нас самому молодому [разработчику в команде] 19 лет, а самому, так сказать, возрастному — 35. Это совершенно другое поколение. И мне очень приятно, что оно работает в стиле шестидесятников. Деньги не являются [для представителей этого поколения] ключевой мотивацией. Они, конечно, достойно получают, их зарплата сравнима с европейской, у нет проблем с едой, одеждой и жильем.

Но что-то дальше… Это вообще не является их мотивацией. Ключевая мотивация — прорывное творчество. Это называется: «Да, мы можем!» (аналог известного на английском языке выражения «Yes we can!» — Би-би-си).

У меня есть такой красивый пример — буквально недавно было. И я тут почувствовала и свой возраст… У нас есть проект внутри России с Ростсельмашем по созданию агроботов. В Ростсельмаше отличная, продвинутая команда. Мы создаем для них агроботы, и сейчас уже идут испытания на полях. По техзаданию они должны были нам предоставить пшеничное поле для сбора пшеницы агроботом. Высота колоса пшеницы — порядка 50-60 см. Под это были настроены все нейронные сети. Когда ребята приехали на место, оказалось, что под испытания выделено ячменное поле высотой колоса в 20-30 см. А это принципиально другая задача вообще.

Ребята мне звонят, говорят: вот такая ситуация. Поскольку у меня договорная ситуация, поэтому даю команду все бросить и ехать в Москву, оформлять претензию и выставлять счет по поводу затрат за сорванную командировку.

Вдруг они мне говорят: не надо, мы сейчас попробуем обучиться и на этом. Они вышли все в ночь, три офиса в трех городах: Чебоксары, Москва и Ростов. В общей сложности по своей воле около сорока наших спецов обучали нейронные сети, собирали актуатор… И через два дня они полностью обработали это поле.

Я вдруг поняла, что я уже мыслю исключительно юридическими параметрами. А эти ребята мыслят задачей: могу я или не могу? И вот это ощущение… Это бесконечный кайф от команды. И я подумала о том, что эти пацаны ничем не хуже, чем герои рассказов моих родителей про 1960-е годы, про целину. Очень важно, когда у человека мотивация не привязана к внешне наведенным тегам, которые навязываются из рекламной и потребительской темы. Когда он не рвется за какой-то цифрой в зарплате. А когда он свое время тратит на преодоление себя, на кайф самореализации. Потому что вот это и запоминается.

Они приехали такие счастливые. И я с огромным уважением отношусь к этой команде. И это не только у нас такое, это поколение такое. Поиск, муть девяностых, потом муть нулевых, рублевская муть и так далее — она вот сейчас сошла, и люди пытаются найти какой-то внутренний выход в других зонах.

Сейчас для нашей страны — благодаря четвертой промышленной революции и сильнейшей школе ИИ — тот самый уникальный момент. Пока окно возможности открыто. Оно будет открыто еще года три-четыре-пять, пока новые рынки не устаканятся. После этого оно опять закроется на 50 лет, и мы снова будем вынуждены доказывать, что имеем право сидеть за столом с большими.

Би-би-си: Ну и в завершение хотелось бы вас спросить вот о чем. Мир технологий до сих пор кажется миром мужчин. В крупнейших IT-компаниях типа Google, Twitter, Facebook мужчины — подавляющее большинство персонала. Как вы, будучи женщиной-топом в российском IT, ощущаете себя в этой сфере, и что вы думаете о гендерном вопросе в этой области?

О.У.: Я с точки зрения международной политики лицо неприятное, потому что я против феминизма. Я понимаю, что я out of trend (вне тренда — Би-би-си). Вы, наверное, порежете все это дело (смеется). Но я реально против феминизма, просто потому, что я занимаюсь изучением искусственного интеллекта, мы «строим мозги». Реально процессы мышления женщины и мужчины физиологически разные. Вот это надо понять. Женщине можно сколько угодно орать: «Дайте я буду выполнять мужскую работу!» Но как правило женщина хочет не мужскую работу, а мужских привилегий.

За что борются? Борются не за то, что они будут пахать, как лошади. А борются за то, что их будут выделять так же, как мужиков. Поскольку физиологические и биологические функции разные и мужики все равно рожать не научились, хотя может через некоторое время и подучатся с учетом роста гей-сообщества, научатся вживлять себе зародышей…

Но [мужчины] рожать пока не научились. Есть биологическая функция — она у женщины. И никуда от этого не денешься. Когда молодая девушка приходит ко мне на работу, понимаешь, что через два-три года эта девушка уйдет на два-три года…

Би-би-си: А если будет по сценарию Цукерберга (Марк Цукерберг — миллиардер и глава Facebook), который уходит в декрет сам? Мужчина тоже может уйти ухаживать за ребенком.

О.У.: Да ради бога! Пусть Цукерберг делает что угодно, поскольку он не зарабатывает. Я просто хочу сказать, что я не думаю, что для ребенка это хорошо.

У Цукерберга нет сиськи. А ребенка хорошо бы кормить не из бутылочки. Вы уж меня простите… Но чем дольше вы кормите грудью, тем здоровее ваш малыш. Это первое.

Во-вторых, опять же, у мужика другая функция. Если он уходит в декрет воспитывать маленького ребенка, а женщина уходит работать и содержать семью, то они через некоторое время, по моим представлениям, должны развестись, потому что налицо гормональные проблемы. И у одного, и у второго.

Я против того, чтобы повально говорили: феминистский переход женщин во все сферы наравне с мужчинами! Это женщине не нужно, в первую очередь. Это очень несчастные бабы.

Я думаю, что структура семьи, если она правильно выстроена, то это компиляция энергии всех его участников. Если нормально выстроена семья, то это так. И заметьте, что когда сильная, хорошая, крепкая семья, то успех у обоих членов усиливается. И при развале такой семьи, заметьте, как быстро обваливаются эти карьеры. Самое стандартное: вот разошлись Деми Мур с Брюсом Уиллисом, и что дальше произошло? Это очень важный вопрос вообще жизненной позиции.

Би-би-си: То есть вы не видите себя проводником идеи «женщина в мире мужчин»?

О.У.: Я не просто не проводник! Еще раз: изучая строение мозга, я говорю, что это и не путь к счастью. Беготня в феминистской майке — это одно. «Я — за любой кипиш, кроме голодовки», хочется развлекаться — развлекайтесь. Но с точки зрения реалий, если вы нарушаете свои биологические функции, если вы неправильно ставите свои цели, если вы не в состоянии сварить своему мужику борщ и он поэтому через некоторое время пойдет есть борщ к соседке; если вы не можете кормить собственного ребенка и он растет неврастеником, потому что вы его вообще не видите, он маму не знает, его воспитывает папа, то в результате это несделанный проект семьи, это несделанный проект ребенка, это внутренняя неудовлетворенность и несчастье.

Мы не ограничиваем прием на работу женщин, но вопрос «родила/не родила», кто занимается детьми, сколько лет ребенку, какие планы на будущее — это must have («обязаловка» — Би-би-си). И это серьезный момент в принятии решения о приеме в команду. Потому что перерыв в нахождении в команде в два-три года при таких темпах существенен.

С точки зрения того, что писал тот сотрудник Google, он прав (летом 2017 года один из работников Google написал манифест против гендерного равенства в компании, в котором он указал на биологические различия полов и усомнился в способностях женщин делать карьеру и занимать руководящие должности в технологических компаниях, в итоге его уволили — Би-би-си).

Женщины-программисты бывают очень яркие: у нас руководителем хакатона [марафона программистов] и автором той программы-оценщика является Даша Крохина, прям даже называю ее фамилию, хотя боюсь, что схантят. Фантастическая девчонка, рыжая, синие глаза. Гениальная! Как программист она 98% мужиков заткнет за пояс. А ей 23. Мы ее взяли вот, когда ей было 19. Но это отдельные, вырожденные случаи. В массе своей девочки плохие программисты. И выравнивать количество программистов по гендерному принципу — это идиотизм. Письмо, которое накатал парень из Google, честное.

Есть важные вопросы, о которых говорил, например, Далай-лама. А есть «хлопушки» для отвлечения [внимания от важных вопросов]… Это предложение сбросить свою драгоценную жизненную энергию на всякую фигню. Вместо того, чтобы сесть и что-то создать или на худой конец кого-то родить, человек начинает тратить свое драгоценное время, которое ему не вернется никогда.

Вся эта беготня с феминизмом — это попытка слить энергию в помойку. В этом нет содержания, из этого не родятся прекрасные продукты, идеи, новая эстетика. От этого не будет ничего прекрасного. Это просто выхлоп, который циклично крутится worldwide (по всему миру — Би-би-си).

Источник материала